Ю.Н. Рерих
Монголия.
Путь завоевателей
Страна Монголия
Сегодня мы перенесемся в Монголию, страну безбрежных степей, родину величайших завоевателей Азии.
Почти две тысячи лет волна за волной неукротимые кочевые племена бросали под копыта своих коней могучие цивилизации и порабощали целые народы.
В течение столетий древняя дорога кочевников, один из старейших исторических путей Азии, проходящий к северу от Небесных гор, Тянь-Шаня, и соединяющий Монголию со степями севернее Каспийского и Черного морей, наполнялся топотом движущихся орд. Мы все еще не можем постичь источник этого мощного потока народов, привлеченных центрами древних культур, вступавших на путь завоеваний и сотрясавших границы Китая и Римской империи. Железные легионы древних римлян и тонкая дипломатия китайских государственных мужей не смогли остановить натиск кочевых племен.
Подобно тому, как в горах падение одного лишь камня часто вызывает обвал, так происходит и с кочевыми племенами. В истории кочевников мы видим, как одно племя увеличивает свое благополучие и захватывает пастбища соседей. Захватами и набегами оно собирает вокруг себя соседние племена, которые либо воюют, либо заключают союз, объединяясь со своим могучим соседом и признавая его повелителем. Много раз Азия видела подъем кочевых племен, чей толчок вызывал катящуюся волну племенных миграций.
Эти великие перевороты в сердце Азии, принесшие разрушение и голод во многие страны Европы и Ближнего Востока и названные хронистами-современниками «бичом Божьим», не только отметили падение классического мира, но также открыли темный период раннего средневековья. Жестокий шок от монгольского нашествия в XIII в., ужаснувший всю Европу, оставил глубокий отпечаток на ментальности эпохи и проложил путь грядущему периоду Ренессанса.
Могучие кочевые империи возникали и уходили в забвение. Они не оставили после себя величественных памятников или записанных хроник, все, что мы знаем о них, — это неизгладимое впечатление, оставленное их нашествием в соседних странах. До недавнего времени эти кочевые культуры были для нас закрытой книгой, и их метеорический блеск только возбуждал любопытство ученых.
Но теперь мы учимся признавать историческую важность кочевничества и огромное влияние, оказанное им на соседние и покоренные народы. Археология кочевнической Центральной Азии все еще переживает свое детство, и сотни курганов, т. е. древних могил, рассеянных по обширным просторам азиатских степей, до сих пор ждут лопаты археолога.
Появляются новые отрасли исторического знания, предметом которых будет определение законов формирования кочевнических государств и изучение следов великого забытого прошлого.
В былой истории кочевой Центральной Азии Монголия играла выдающуюся роль. В ее пределах лежат важные центры кочевой экспансии. Эта сравнительно малоизвестная страна — притягательный объект исследования как для географа, так и для историка. Даже теперь, с ее сильно уменьшившимся населением и общим оскудением, история современной Монголии представляет большой интерес для наблюдателя. Страной продолжают править странные личности, пророки и военные вожди, вдохновляющиеся ее былой историей.
Перед тем как перейти к описанию прошлого и настоящего этой страны, позвольте бросить краткий взгляд на ее географию.
Внутренний бассейн Монголии — это плоскогорье со средней высотой около 4000 футов, постепенно повышающееся к западу. Северную границу этого обширного плато образуют высокогорные массивы Русского Алтая и хребта Танну-Ола на северо-западе, Саянские горы, горные хребты, принадлежащие к горной системе Хэнтэй, и Яблоновый хребет на севере.
На востоке Монголии поднимается горный хребет Большой Хинган, отрезающий Монголию от муссонных областей Китая. На западе и юго-западе расположен изрезанный горный массив Монгольского Алтая, несколькими параллельными хребтами уходящий далеко в Центральную Гоби и часто именуемый Гобийским Алтаем.
С юга и юго-востока страна открыта и переходит в великую пустыню Гоби, которая постепенно понижается, к равнинам Китая и долинам его великих рек.
Всю Монголию можно грубо подразделить на северный регион, занятый горами и знаменитый своими пастбищами, лежащий в бассейнах важных речных систем, относящихся к арктическому водоразделу, и на южный регион, занятый засушливой частью большого внутреннего бассейна, которому обычно мы даем его монгольское название—Гоби.
Это подразделение страны грубо соответствует политическому разделению региона на Внешнюю и Внутреннюю Монголию, первое название относится к Монгольской Народной Республике, а второе — к Китайской Монголии.
Основные горные системы большой Монголии располагаются во Внешней Монголии. Здесь находятся Монгольский Алтай, Танну-Ола, массивы Хангай, Хэнтэй и Хинган. Многие из этих гор увенчаны снежными шапками. Высочайший пик Монголии расположен в группе вершин, называемых Табын-Богдо, или «Пять священных», и поднимается в северной части Монгольского Алтая на высоту около 15 000 футов. Значительная часть страны занята горной системой Хангай, простирающейся от восточных отрогов Танну-Ола до бассейна реки Толы. Центральная часть этой системы лежит вблизи современного города Улясутай и известна под названием Тарбагатай. Ее самая высокая вершина Энх-Тайван поднимается на высоту 12 000 футов.
Южные отроги Хангая тянутся в пустыню к гобийским хребтам Монгольского Алтая, где незаметно переходят в пересеченную и горную часть Юго-Восточной Гоби.
Система Хэнтэй лежит к северу и северо-востоку от бассейна Толы, в котором расположена столица страны — Урга, или Улан-Батор-Хото, как она теперь называется.
Горы Хинган отделяют травянистые земли Северо-Восточной Монголии от Маньчжурии. В древние времена Хинган был важным центром движения кочевников.
Южные склоны горных хребтов, как правило, изрезанные и оголенные, тогда как северные склоны большей частью покрыты травой, а иногда — сосновыми лесами.
Самые важные речные бассейны Монголии—это Селенга и Керулен.
Селенгу, несущую свои воды в великое сибирское озеро Байкал, образуют два больших притока: Идер, берущий начало в горах Хангая, и Дэлгэр-мурен, стекающий с гор Танну-Ола. Самый важный приток Селенги —Орхон, с впадающими в него Толой и Еро-Голом.
Долина Орхона — важный центр кочевой цивилизации в границах Монголии. Многочисленные каменные памятники, иногда со старинными тюркскими руническими надписями, и погребальные курганы, увенчанные кучей камней или окруженные оградой из каменных плит, свидетельствуют о прошлом этого района — колыбели многих великих кочевых империй прошлого.
Керулен, в бассейне которого, как говорят, находится забытая могила Чингисхана, величайшего из завоевателей, течет с гор Хэнтэй и впадает в озеро Далай-Нур. Керулен принадлежит бассейну Тихого океана, так как озеро Далай-Нур связано с рекой Аргунь, притоком Амура.
Среди других значительных рек Монголии отметим Тес-Хем, берущий начало в горах Хангай и впадающий в озеро Убсу-Нур, и реку Кобдо, стекающую с Монгольского Алтая и несущую свои воды в озеро Хара-Ус-Нур. Обе эти реки были когда-то важными центрами кочевой жизни, судя по каменным памятникам, рассеянным по склонам холмов в их долинах.
Большинство озер Монголии лежит в северо-западной части страны: Убсу-Нур, Хирчис-Нур, Айраг-Нур, Хара-Ус-Нур и Дургэн-Нур. Эти озера, вероятно, остатки древнего водного бассейна. В связи с непрерывным обезвоживанием Центральной Азии объем воды в озерах значительно уменьшился. Этот процесс продолжается и в наше время. К северу от Танну-Ола лежат густые леса верховий великого Енисея — Урянхайский край. Он населен народом палеоазиатского происхождения, говорящим на тюркском языке со значительными заимствованиями из монгольского. Однажды, в IX в., эта страна была центром киргизской экспансии. Это земля сказочных минеральных богатств, но труднодоступных из-за лесистых горных хребтов, рассекаемых речными долинами, по которым несутся мощные горные потоки, питающие великий Енисей.
Район лугов и пастбищ Монголии простирается от русской границы до верховий Селенги и ее притоков. Это страна покатых холмов, в летние месяцы представляющих собой прекрасные пастбища. Район этот всегда был ареной великих кочевых миграций. Жаркое лето и арктическая зима не мешали росту мощных конфедераций кочевых племен, часто опустошавших земледельческие районы Западного Китая и даже преуспевших в утверждении династий кочевого происхождения на китайском троне.
К югу от луговых земель лежит засушливая часть центральноазиатского плато с редкой пустынной растительностью и редкими водными источниками, один из самых ужасных регионов нашей планеты. Вековая эрозия сгладила рельеф страны и стерла горные хребты, когда-то пересекавшие пустыню. Большая часть Внутренней Монголии занята этой каменистой пустыней и разрушенными горами, и только на окраинах этого пустынного района, на востоке, в стране чахаров, в Ордосе и Алашане существует редкое население и скудный животный мир.
Суровый климат монгольского плато породил закаленный народ, а его завоевания вписали неповторимую страницу в человеческую историю.
Череда народов
С самого начала китайской истории мы знаем о скотоводах-кочевниках, яростных воинах, населяющих страну у китайских границ, т. е. современных провинций Шаньси и Шэньси. Самое раннее упоминание туземных кочевнических названий встречается в Ши-цзине. Это место в книге относится к периоду около 1000-900 гг. до н. э. и упоминает страну кочевников Куэй. Китайские хроники дают им разные названия, некоторые из них представляются китайскими транскрипциями туземных кочевнических племенных названий. Эти хроники недвусмысленно утверждают, что все подобные племена отличаются примитивностью жизни. Все они живут в палатках, пасут большие стада лошадей, овец и рогатого скота. Их замечательные воинские качества вновь и вновь упоминаются на страницах китайских династических историй. Грубые кочевники, постоянно ведущие межплеменные войны, непрерывно передвигаются вдоль границ Китая.
История кочевников — это история сильных людей, которые с горстью преданных последователей преуспевают в собирании вокруг себя могучих воинств и захватывают укрепленные китайские города, заставляя великую империю заключать унизительные договоры. В большинстве случаев мы не можем определить даже этнической принадлежности кочевых племен, тревоживших китайскую границу. Лишь немногие слова из языков кочевников сохранились в китайской транскрипции в хрониках, и большей частью эти слова принадлежат либо к монгольской, либо к тюркской группе наречий.
Представляется вероятным, что великие кочевые империи были основаны племенными конфедерациями, объединившими союзные племена различного этнического происхождения под одним правлением.
Мы знаем, что в VI в. до н. э. кочевые племена жунов и ди со своими стадами обитали в северной и северо-западной части современных провинций Шэньси и Шаньси. В следующем столетии мы находим эти племена обитающими на китайской границе. Жуны и ди—это, вероятно, китайские названия, данные этим племенам, а не транскрипции туземных племенных названий. Мы не можем определенно утверждать, были ли эти племена тюркского, монгольского или тунгусского происхождения, и для более точного обозначения должны называть их палеоазиатскими.
Период с IV по II вв. до н. э. был свидетелем великих племенных передвижений вдоль китайской границы. Новая грозная кочевая сила поднялась где-то в Северной и Восточной Монголии. Это были хунны, вероятно, тюркское племя. Хунны преуспели в создании мощной конфедерации кочевых племен и в течение следующих четырех веков безжалостно опустошали западные районы собственно Китая. Эти хунны были предками гуннов, которые под предводительством Аттилы прошли через Европу. Район между Дуньхуаном и Ганьчжоу, охватывающий северные склоны Наньшаня и плодородные пастбища к северу от коридора Ганьсу, был занят большим и сильным племенем или группой племен, юе-чжи в китайских хрониках. Современные исследования определяют их как индо-скифов, самую восточную ветвь великой семьи народов, говорящих на индоевропейских языках.
Мы читаем в китайских хрониках, что в 176 г. до н. э. правитель хуннов Мао Дунь сообщил китайским властям о своей победе над юе-чжами, потерпевшими жестокое поражение и вынужденными покинуть свои пастбища. Царь юе-чжей нашел смерть в этой битве, и победитель сделал чашу из его черепа, следуя древнему обычаю, общему для всех кочевников Центральной Азии. Это была первая победа хуннов, зафиксированная в истории. Юе-чжи ушли далеко на запад, в земли севернее Окса, и оттуда вторглись в Бактрию и Северо-Западную Индию, установив там влиятельную Кушанскую династию. Небольшая их часть, вытесненная хуннами в высокогорные долины Наньшаня, постепенно смешалась с окружающими тибетскими племенами.
С тех пор хунны стали главными противниками китайцев. Усиление китайской линии обороны стало настоятельной необходимостью. Великая империя не могла терпеть, чтобы ее границы постоянно подвергались набегам кочевников, жизнь ее подданных — опасности, а торговля становилась невозможной. Военное превосходство кочевой кавалерии над огромными и неповоротливыми армиями китайских пехотинцев и колесниц снова и снова подтверждалось в битвах на китайско-монгольской границе.
Легкая хуннская кавалерия, вооруженная луками, стрелами, копьями и короткими мечами, на выносливых степных лошадях, способных выдерживать трудности зимней кампании и покрывать огромные расстояния, в многочисленных схватках наносила поражения императорским войскам.
Война сопровождалась варварским обращением с пленниками и мирными жителями. Имеются сведения, что в большинстве случаев пленников убивали. Причина подобного варварского обхождения кроется в характере военных действий кочевников. Войска кочевников состояли исключительно из легкой кавалерии. Их армия была армией мобильной кавалерии, имевшей только легкий обоз, всегда в движении, беспокоя врага и нанося ему точные и короткие удары, которые, однако, слишком часто обращали вражеское воинство в беспорядочное бегство.
Главным оружием кочевнической легкой кавалерии всегда были ее мобильность и неуязвимость. Для подвижных сил кочевой конницы было невозможно обременять себя военнопленными, поэтому было необходимо либо отпускать пленников, либо убивать их. Интересно отметить, что те же методы ведения войны мы находим в недавнее время в Монголии и в других местах Центральной Азии. Во время путешествий по Внутренней Азии я мог наблюдать племенные войны на двух границах и неизменно находил использование тех же методов, выработанных веками племенной розни. Кочевые племена северо-востока Тибета во время своих набегов используют ту же тактику отрядов мобильной конницы, унаследованную от своих далеких предков. Для китайской империи стало необходимостью принять кочевническую тактику в борьбе с кочевым севером. Пехота была бесполезна на безграничных просторах монгольских степей. Следовало обратиться за помощью к кавалерии.
Человеком, который ввел новую тактику в китайской армии, стал генерал Хо Гьюпин, крупный военный деятель в правление императора У династии Хань (187-140 гг. до н. э.). Со своей новой армией, образованной из мобильной кавалерии, и копируя тактику кочевников, генерал Хо Гьюпин нанес хуннам несколько сокрушительных поражений. В китайских исторических хрониках его называют «командующий легких лошадей», чин, указывающий на его нововведение.
Французская археологическая экспедиция под руководством Сегалена, Вуазена и Ларти в 1914 г. нашла в провинции Шаньси могилу этого генерала, увенчанную огромной каменной скульптурой лошади, топчущей копытами тело хунна, — подходящим памятником великому предводителю кавалерии.
Последователи Хо Гьюпина, умершего слишком молодым, чтобы увидеть плоды своих трудов, часто и успешно использовали большие массы кавалерии, способные вести независимые операции на большом расстоянии от своей базы.
Обширная пограничная область между Китаем и кочевым севером, грубо отмеченная Великой китайской стеной, в течение столетий была источником беспокойства для имперских властей. Нужно было размещать войска вдоль границы, строить сторожевые башни и крепости для предотвращения кочевнических набегов. В случае опасности на передовых заставах зажигали сигнальные огни, и их повторяли на ближайших постах, посылая предостережение по всей линии пограничных гарнизонов.
Жизнь войск, размещенных на передовых заставах и в крепостях, была трудной, полной непрерывных опасностей и проходила вдалеке от населенных мест. В наше время только две пограничные линии можно сравнить с китайско-монгольской границей начала нашей эры: афганскую границу Индии и марокканскую—во французской Африке.
Прославленный китайский поэт Танской эпохи Ли Бо (701-762) так выразил в одном из своих стихотворений жалобы пограничной стражи:
И еще одна яркая картина ужасов войны на границе, описанная тем же поэтом:
Такова реалистическая картина битвы, нарисованная великим поэтом.
Во время моего прошлого трехлетнего путешествия по Центральной Азии мне случилось однажды пересекать поле недавней битвы, где лежали неприбранные тела людей и лошадей, и эти строки китайского поэта отчетливо всплыли в моей памяти. Прошли века, но песчаная степь представляет ту же картину опустошения, а вороны и коршуны кружатся над павшими.
Наследником Хо Гьюпина на полях сражений в западных землях стал генерал Ли Куанли, прославившийся своим походом в Туркестан и завоеванием далекой Ферганы—замечательным ратным подвигом в бесплодной и непривлекательной стране. Со 104 по 90 гг. до н. э. генерал Ли Куанли действовал на западной границе Китая и совершил ряд военных походов, проникая далеко в глубь Монголии, сделав свое имя устрашающим для >кочевников. Его последний большой поход 90 г. до н. э. стал гибельным для китайцев. Китайские войска были полностью уничтожены, и сам генерал убит. Некоторые источники рассказывают, что он был принесен победителями в жертву.
Главной целью китайской дипломатии было создание в степи коалиции центральноазиатских племен против хуннов. В 72 г. до н. э. усуни, племя, жившее между долиной Или и озером Иссык-Куль, объединившись с китайцами, напали на хуннов. Действия китайских экспедиционных сил поначалу были неудачны. Войска хуннов отступили в глубь Монголии, а императорская армия не решилась преследовать врага в глубине страны. Зимой того же года хунны атаковали усуней, но в глубоких снегах, укрывших Джунгарию, потеряли большую часть лошадей и много людей. Поражение отступающих хуннов усугубилось совместным нападением на них нескольких соседних племен. После зимы 72 г. до н. э. хунны потеряли большую часть своей былой власти.
С 11 г. до н. э. и до 93 г. н. э. хунны снова действовали вдоль всей китайской границы, и множество цветущих китайских селений на границе Шаньси превратились в пустыню. В 93 г. мощная коалиция, объединившая китайцев, конфедерацию племен сяньби и царства западной части Китайского Туркестана, нанесла хуннам сокрушительное поражение. Орды хуннов откочевали далеко на запад, в арало-каспийские степи. С этого времени начинается движение хуннов в сторону Европы.
С конца I в. мы наблюдаем подъем новой конфедерации — племен сяньби. Профессор Поль Пеллио, один из крупнейших современных авторитетов по данному вопросу, придерживается мнения, что сяньби были монгольскими племенами.* В следующем столетии произошло несколько нападений сяньбийцев на китайские границы. Одно из сяньбийских племен, тоба, даже захватило власть в Северном Китае и преуспело в установлении императорской династии под китайским именем Вэй (IV-V вв.).Крупные передвижения племен продолжались в Восточной и Север<ной Монголии. Начало IV в. увидело подъем новой кочевнической силы —>жуанъ-жуаней, которые вскоре отвоевали всю северную Монголию у конфедерации сяньбийцев. Жуань-жуани — это авары западных историков. Западная ветвь этой могущественной конфедерации в VII в. атаковала Константинополь при императоре Ираклии. Вся эта череда племен характерна единым образом жизни и общим стилем искусства. В моей лекции о Тибете я уже упоминал проблему так называемого «звериного стиля» в искусстве и его распространения по всей Центральной Азии. Этот стиль, использовавший условные изображения фигур животных для декоративных мотивов, представляет собой одну из самых важных связей между различными кочевыми племенами Центральной Азии. Именно этот стиль позволяет нам говорить о единой кочевой культуре от южнорусских степей до самых пределов Китая. Благодаря трудам Миннса, проф. Ростовцева, Боровки и других мы теперь можем по достоинству оценить огромное влияние, оказанное искусством кочевников на соседние культуры.
Около середины VI в. новый народ, тюрки, или дучуэй китайских хроник, нанесли поражение конфедерации жуань-жуаней. Почти два столетия вся Северная Монголия и степная страна к северу от Небесных гор были под властью тюркоязычных племен.
В VII в. поднялась новая сила среди тюркских племен Северо-Западной Монголии. Это были уйгуры в долине реки Орхон, установившие одну из величайших империй Центральной Азии.
Около 760 г. власть уйгуров распространилась на земледельческие области в бассейне Тарима, и в районе Турфана было создано сильное царство со столицей в городе Хожо. Из недавних археологических открытий в районе Турфана и из письменных источников по истории Центральной Азии мы знаем, что среди уйгур были распространены буддизм и манихейство, одна из самых удивительных синкретических религий Востока. В XIII в. уйгуры стали учителями монголов, ибо монгольские ханы предусмотрительно провозгласили уйгурскую культуру наиболее подходящей для грубых монгольских племен.
Около 840 г. западные части уйгурской империи были захвачены киргизами, тогда как уйгурское царство к югу от Небесных гор продолжало существовать вплоть до монгольского периода.
О киргизах китайским хронистам было известно со II в. Их исконной родиной были верховья Енисея. Они, вероятно, были вытеснены из Северо-Западной Монголии с приходом кара-китаев и монголов.
В X в. появилась новая орда кочевников — кара-китаи. Они были известны китайцам с VIII в. Согласно китайским хроникам, местом их обитания была южная Маньчжурия. Именно оттуда кара-китаи вступили на путь завоеваний и экспансии. Они подавили Северную Монголию и завоевали северную часть Китая, где основали императорскую династию, известную под китайским именем Ляо (916). Они быстро приняли китайскую культуру, язык и одежду.
Кара-китаи продолжали играть выдающуюся роль в Северном Китае и Восточной Азии вплоть до 1125 г., когда их империя была разрушена другим поднимающимся племенем —жужанями. Именно племенное название «китай» стало обычным обозначением Китая в русском и персидском языках, и мы знаем, что множество европейских путешественников пыталось найти путь в далекий и легендарный Катай.
Часть кара-китаев осталась в Китае, а другая часть ушла на запад и достигла Туркестана, но в 1129 г. потерпела поражение от мусульманского правителя Кашгара Арслан-хана. Еще одна часть кара-китаев ушла из Северной Монголии через Монгольский Алтай и Джунгарию. Завоевав степную страну к северу от Тянь-Шаня, они покорили Кашгар и Хотан. Их победный марш не прекратился в бассейне Тарима и к востоку от Памира; продвинувшись в Русский Туркестан, в 1137 г. они нанесли поражение хану Самарканда.
Образованное кара-китаями государство простиралось от Западной Монголии на севере до Балха на юго-западе и от Хорезма на западе до царства уйгуров на востоке. Царство кара-китаев пало в 1211 г. под общими ударами мусульманских властителей на западе и поднимающейся монгольской силы.
Центральная Азия была на пороге нового великого движения народов, и звон оружия разносился над степными просторами Монголии.
Монголы — великие завоеватели
Теперь перейдем к изложению одного из самых поразительных событий человеческой истории — созданию великой монгольской империи, своим величием превзошедшей все кочевые империи прошлого.
Поход монголов и союзных им народов поставил Европу лицом к лицу со всем Средним и Дальним Востоком. Культурное значение этого вторжения гораздо более значительно, чем те разрушения и потери, которые его сопровождали. Достаточно вспомнить посольства папских легатов, храбро преодолевших опасности пустыни и проникших до самых пределов Китая. Описания их приключений все еще остаются лучшими источниками наших сведений о том периоде.
Монгольские племена, составившие основу армии Чингисхана, начиная с VIII в. находились в контакте с уйгурами, от которых они кое-что узнали о внешнем мире. Я уверен, что в этих контактах они получили знания о буддизме и манихействе. По крайней мере два могущественных монгольских племени, кераиты и онгуты, были по религии христиане-несториане. Титул их племенного вождя, Ван-хан, породил средневековую легенду о пресвитере Иоанне. Прежние контакты со своими более цивилизованными соседями сделали монголов восприимчивыми к идеям великой национальной экспансии и подвигли на завоевание монгольскими войсками центров современной им культуры. Эти центры лежали на китайской стороне границы, а также на юге и юго-западе от великой пустыни Гоби в процветающих государствах тангутов и уйгуров. Немногочисленные мусульманские торговцы, проникавшие в просторы Монголии, приносили с собой известия о великом цивилизованном мире, лежащем к западу от оазисов бассейна Тарима.
Дремлющие кочевники неожиданно пробудились, осознав необходимость великого национального движения, и не прошло и четверти века, как монгольские степи огласились звоном оружия скачущих конных орд, движущихся на Китай и на мусульманские страны запада. Монгольские боевые знамена появились перед стенами укрепленных городов, и те вынуждены были сдаваться грозному врагу.
Человеком, поднявшим свой народ на это неудержимое движение и преуспевшим в создании из необузданных кочевых всадников одной из лучших в мире армий, был Чингисхан, потомок древнего рода боржигинов.
Чингисхан родился в 1155 г. в районе Дюлюн Болдака на реке Онон, что ныне находится в Русском Забайкалье. Трудно дать объяснение имени Чингиз, которое больше похоже на прозвище.
Монгольская традиция говорит, что в момент рождения великого завоевателя на стоящее вблизи дерево села птица и издала звук: «чингиз, чингиз». И отец мальчика дал ему имя Чингиз, имя, которое знал и перед которым трепетал весь мир. Та же традиция сохранила рассказ о том, что будущий завоеватель Азии пришел в мир со сгустком крови, зажатым в руке.
После смерти отца Чингиз, или Темучин, если употребить его другое имя, и его семья оказались в трудных обстоятельствах. Рассказывают, что они были вынуждены питаться сурками и полевыми мышами — обычной едой бедных монголов и сегодня. С большим трудом Чингиз сколотил вокруг себя группу людей, поклявшихся в верности своему вождю.
Мы читаем, что в 1201 г. Чингиз совершил свое первое важное дело, присоединившись к могущественному племени кераитов, боровшихся против племенного союза, возглавляемого популярным монгольским вождем Чжамухой, побратимом (аньда) Чингиза. Это движение часто описывали как войну масс против аристократии. Чжамуха потерпел временное поражение, но, заключив союз с кераитским Ван-ханом, он нанес поражение своим врагам, на стороне которых оставался Чингиз. Последнему пришлось бежать с группой своих сторонников и некоторое время скитаться в степях. В этот критический момент своей жизни Чингиз полностью проявил присущий ему военный талант и в неожиданном нападении сразил своих соперников. Ван-хан и его сын Сэнгум умерли в дальних странах. Это памятное событие в жизни Чингиза запечатлено в рассказе, ярко показывающем характер завоевателя и то великое и глубокое уважение, с каким он относился к преданности воинов своему вождю.
Потерпевший поражение Сэнгум был вынужден искать убежища в чужих землях. Он бежал в сопровождении своего конюха Кокчю и его жены. Переходя через жаркую сухую пустыню, они искали воду, и когда Сэнгум спешился и отдал поводья своего скакуна конюху, тот воспользовался этим и ускакал, бросив своего хозяина и собственную жену в пустыне. Его жена напрасно пыталась вернуть его обратно, он исчез в степях. Конюх явился к Чингисхану и похвалялся тем, как оставил Сэнгума в пустыне. Услышав его рассказ, Чингисхан приказал найти и наградить жену конюха, а повернувшись к конюху, сказал: «Он явился сюда, бросив своего законного вождя. Кто доверится такому человеку?» — и приказал обезглавить его.
Такое чувство дисциплины и законности было одной из примечательных черт в характере великого хана. Он уделял первейшее внимание воинской дисциплине. Нарушение дисциплины в военном подразделении рассматривалось как величайшее преступление и даже записывалось в хронике.
Чингисхан не только требовал от своих офицеров и солдат преданности, железной дисциплины и строжайшего исполнения своих приказов, но предъявлял и к себе те же требования.
Суровая жизнь в ранней молодости, несомненно, приучила его к аскетическим условиям военного лагеря. Даже на вершине своей славы Чингисхан оставался таким же простым кочевником, уверенным в том, что железная дисциплина по воле Неба дана ему и его армии.
При жизни первого великого хана обширная империя представляла собой огромный военный лагерь, управлявшийся со всей строгостью.
Традиция сохранила нам одно из высказываний великого хана: «Тот, кто может держать в порядке свой дом, сможет создать порядок в империи; тот, кто может хорошо командовать десятью воинами, сможет справиться с тысячью и с десятью тысячами».
Таков был завет великого хана потомкам. Высказывания Чингисхана были собраны в «Ясе», т. е. «Законе», который заложил основу монгольской империи. Выдержки из этого сборника дошли до нас.
После такой краткой характеристики личности великого хана перейдем к рассказу о его завоеваниях.
К 1203 г. все племена Северо-Восточной Монголии признали Чингисхана своим правителем.
В 1206 г. была завоевана вся Западная Монголия, и собрался первый курултай (съезд) монгольских князей и вождей, на котором Чингиз был провозглашен великим ханом и знамя с девятью белыми конскими хвостами было поднято над лагерем как символ его власти. До недавнего времени монголы почитали знамя своего первого великого хана, и в современной Монголии при всех огромных переменах в жизни имя Богдо Чингисхана все еще произносится с благоговением и гордостью.
С 1206 г. начинается серия победоносных походов против Си-ся, китайской династии Цзинь и уйгурского царства, покоренного в 1209 г. В 1215 г. пал Пекин, и монгольская власть прочно утвердилась в Северном Китае.
Чингисхан использовал мусульманских торговцев для установления торговых и дипломатических связей с мусульманскими странами Западного Туркестана.
Великий западный поход монголов был вызван действиями правителя Хорезма. В 1218 г. Мухаммед Хорезмшах приказал уничтожить возле Отрара целый караван мусульманских торговцев, посланный монгольским ханом для установления торговых отношений с мусульманскими странами. Перед лицом такого открытого вызова Чингисхан двинул свои войска на запад, и за короткое время его победоносная кавалерия прошла через Персию, Туркестан и даже напоила своих коней в Инде и далекой Волге. Так начался исторический поход, вызвавший благоговейный страх и опасения во всей средневековой Европе и в странах Ближнего Востока.
В 1225 г. Чингисхан отправился в свой последний поход против тангутского царства, в столице которого, разрушенном городе Хара-Хото, расположенном у реки Эдзин-Гол в южной Монголии, в начале XX в. проводили раскопки генерал П.К. Козлов и Сэр Аурел Стейн.
Чингисхан умер во время этого похода в 1227 г., и, согласно персидскому историку Рашид ад-Дину, его тело было перевезено обратно в Монголию и захоронено где-то на горе Бурхан-Халдун в верховьях Онона и Керулена.
К великому сожалению, у монголов был обычай уничтожать все следы захоронений своих властителей, даже само место, где хоронили тело вождя, сравнивали с землей, прогоняя тысячный табун лошадей. Мы до сих пор не можем точно сказать, где находится могила великого хана.
Южномонгольская традиция утверждает, что великий хан был похоронен в Ордосе. В настоящее время существует регулярный культ Чингисхана в ордосском местечке Баян Чонкхук, где хранится несколько реликвий Чингисхана: его рубаха, седло и др.
Традиция, считающая, что могила Чингисхана находится где-то в верховьях Онона, заслуживает большего доверия, и мы надеемся, что будущие археологические исследования, проведенные Ученым комитетом Монголии, откроют подлинное место ханского захоронения.
Для монголов наших дней Чингисхан больше, чем великий император, с чьим именем связана самая яркая страница монгольской истории. Он — монгольский Прометей, ибо он — тот, кто принес огонь на землю и научил людей пользоваться им. В сборниках молитв древнего монгольского культа огня его часто называют «носителем огня», а его род, род борджигинов, часто именуют «хранителями тайны огня».
Завоевания Чингисхана были продолжены его наследниками вплоть до того времени, когда дом Чингисхана стал вполне китайской императорской династией и назвался китайским именем Юань, под которым и известен в истории.
При Угедее (1229-1241), сыне и непосредственном преемнике Чингисхана, монгольские войска одерживали победы над династией Цзинь в Китае и опустошили Восточную Европу. На курултае 1235 г. великий хан решил начать великий поход на запад от Волги.
Во время этого похода монгольские войска покорили русские феодальные княжества и несколько раз атаковали и разорили Краков в Польше и Венгрию. Все попытки польского рыцарства остановить вторжение оказались напрасны, и весной 1241 г. монгольские всадники появились в окрестностях Бреслау в Силезии. При Вальдштадте 9 апреля 1241 г. захватчиков встретил герцог Силезии Генрих Благочестивый, стоявший во главе тридцатитысячного войска. Европейская армия потерпела сокрушительное поражение, а командующий нашел смерть в битве. Средневековая Европа была в ужасе от рассказов о жестокости монголов и их неодолимом напоре. Император Священной Римской империи Фридрих II обратился с горячим призывом к христианству, убеждая европейские страны оказать сопротивление «бичу Божию».
Мэтью Парижский, один из первых европейских авторов, писавших о монгольском вторжении, дает следующее яркое описание монгольского войска и того ужаса, какой оно вызывало:
«Чтобы радость людей не длилась вечно, и мирское счастье не было долгим и беспечальным, в тот самый год (т. е. 1240-1241) отвратительное порождение Сатаны, а именно—бесчисленное воинство татар, хлынуло за пределы своей страны, окруженной горами. Подобно саранче распространились они по лицу земли, они произвели ужасающие опустошения в восточных районах, разорив их огнем и мечом. Они безжалостны и звероподобны, походят более на чудовищ, чем на людей, алчут и пьют кровь, рвут на куски и пожирают плоть собак и людей, одетые в воловьи шкуры, вооружейные железными щитами, низкорослые, крепкие, коренастые, сильные, неуязвимые, неутомимые, их спины открыты, их грудь закована в броню; они пьют с восторгом чистую кровь своего скота; с большими и сильными конями, которые поглощают ветви и даже деревья и которых они седлают с помощью трехступенчатой приступки по причине коротких бедер. У них нет человеческих законов, они не ведают никаких удобств и более свирепы, чем львы и медведи... Для них все едино: род человека, его возраст или пол; они не знают другого языка, кроме своего собственного, который никто кроме них не понимает, ибо до сей поры не было доступа к ним и они никуда не ходили, так что никто не знал об их обычаях или облике через простое человеческое общение. Они бродят со своими стадами и женами, которые обучены воевать подобно мужчинам. И вот они пришли с быстротой молнии в пределы Христианского мира, грабят и убивают и наводят на всех страх и неописуемый ужас» (Мэтью Парижский в «Путешествии Вильгельма Рубрука», изд. Хакльютского Общества).
Это преисполненное жуткого страха излияние средневекового автора — интересный исторический документ о вторжении монголов, потому что он ясно показывает, что «неописуемый ужас», наполнявший сердца в Европе и колебавший оружие ее защитников, был лучшим союзником захватчиков.
Довольно странно, что монголы не воспользовались преимуществами своей полной победы при Вальдштадте, а ушли на восток к своей ставке. Смерть великого хана в 1241 г., вероятно, вызвала это отступление.
В 1245 г. Папа Иннокентий IV открыл в Лионе Собор, целью которого было отыскание средств защитить христианство от неминуемого уничтожения. Папский легат, Плано Карпини, был послан с миссией ко двору великого хана. Людовик Святой, король Франции, также отправил послов к монгольскому хану, чтобы установить межгосударственные отношения.
При Угедее и его преемнике Гуюке (1246-1248) монгольская столица Каракорум в долине Орхона стала важным центром дальневосточной политики. В стенах этого города монахи с Запада встречались с государственными деятелями Китая и других стран Азии, а европейские художники — с ремесленниками Востока.
Вильгельм Рубрук оставил нам описание монгольской столицы. Она не поразила его как великий город, но он подчеркивает космополитический характер ее населения и непрерывное движение иностранных посольств. Как большинство городов кочевнической Центральной Азии, она состояла из двух основных улиц, вдоль которых располагались торговые кварталы города. Несомненно, в ней было большое кочевое население, жившее в войлочных юртах за стенами города—характерная черта всех монгольских городов.
При четвертом преемнике Чингисхана, Хубилае (1260-1294), монголы стали властителями Китая и приняли порядок имперской жизни. Огромные изменения произошли в национальном характере правящего дома монголов. Воинственные кочевники стали хозяевами огромной цивилизованной империи, тысячелетняя культура которой глубоко повлияла на их характер. В 1264 г. Хубилай перенес столицу из Каракорума в Тату, т. е. Пекин. Это была перемена степей, с их суровыми условиями, на город и блеск императорской столицы. Этот решительный шаг указывал на новую ориентацию имперской политики.
Хубилай был последним великим ханом из дома Чингисхана, в правление которого новые победы прославили монгольские знамена.
Великий венецианский путешественник Марко Поло, дважды посетивший двор великого хана (1261-1275), за долгий срок, проведенный на монгольской службе, приобрел уникальные познания о стране и ее народе и дал нам описание Хубилай-хана.
После смерти великого хана в 1294 г. начался быстрый распад колоссальной империи. Великие люди из дома Чингиза умерли, а их слабые преемники не могли удерживать железный контроль над своими обширными владениями.
В 1368 г. монгольская династия Юань пала, и трон Китая заняла китайская династия Мин (1368-1644). ;
Великая глава в истории Монголии навсегда закрылась, а степными кочевниками продолжали править племенные вожди, напрасно мечтавшие о восстановлении былой славы.
Монголия под китайской властью
При минской и маньчжурской династиях земли Монголии все больше и больше переходили под контроль Китая. В XVII в. западные монголы пережили новый период завоеваний, напомнивший их великое прошлое. В то время существовала конфедерация ойратских племен, включавшая монголоязычные племена, укрепившаяся к северу от Тянь-Шаня. Она распространила свою власть по всей Центральной Азии, достигнув далекой Волги на западе и запретного Тибета на юге.
Около 1636 г. Туру-байху, Гуши-хан, вождь хошутских племен, завоевал бассейн Цайдама и прошел до самой Лхасы. Он стал одним из защитников желтой веры и вручил светскую власть в стране великому Пятому Далай-ламе Тибета.
В конце XVII в. ойротская экспансия под руководством энергичного вождя Галдан-хана вынудила императорское правительство Китая начать действия для обеспечения имперских интересов на западных рубежах. Великий маньчжурский император Канси сам возглавил военный поход в Монголию и нанес поражение Галдану в 1696 г. Опасность ойратской экспансии, несомненно, была устранена после этого первого поражения. В 1716 г. джунгарский хан Цеван Рабтен совершил поход на Лхасу через Лобнор и Чарклик. Его быстрый кавалерийский рейд имел успех, и священный город сдался его войскам. В 1719 г, соединенными усилиями маньчжурских и хошутских войск, действовавших из Цайдама, Лхаса была освобождена, а джунгарские силы потерпели поражение.
В XVIII в. среди ойратских племен Джунгарии появился новый энергичный правитель — Амурсана. Его походы против Внешней Монголии заставили маньчжурского императора Цяньлуна направить большие военные силы против ойратской конфедерации. В 1759 г. силы ойратов были окончательно сломлены, а вся Джунгария и земли к югу от Тянь-Шаня перешли под непосредственное управление Китая, в важных центрах были размещены китайские имперские резиденты.
Имя этого последнего великого ойратского вождя все еще популярно среди ойратских племен Джунгарии и района Кобдо в Западной Монголии. Старое пророчество гласит, что воплощение знаменитого вождя появится в Монголии в критический момент борьбы и освободит ее исконные земли от врагов-угнетателей. У нас будет случай поговорить об этом воплощение Амурсаны, игравшем таинственную и примечательную роль в жизни Монголии в последние 30 лет.
В течение второй половины XVIII в. и всего XIX в. власть Китая над обширными землями Монголии значительно укрепилась.
Монгольские князья получали почетные титулы от императора и ежегодные подарки деньгами, шелком и другими ценными вещами. Сразу же после поражения Амурсаны и падения власти ойратов имперское правительство назначило имперского наместника в Урге, которому были поручены все пограничные дела и который должен был помогать монгольским гражданским чиновникам управлять Ургой и провинциями Внешней Монголии. Сначала этот пост занимал монгольский сановник, но после 1761 г. в помощь наместнику был назначен маньчжурский офицер, а позднее пост наместника занимали маньчжурские чиновники, назначаемые из Пекина. В1786 г. императорским декретом ургинскому наместнику было дано право выносить окончательные решения по делам аймаков Тушету-хана и Сецен-хана—двух центральных провинций Внешней Монголии.
Монголия стала провинцией Китая, а монгольские князья смотрели на маньчжурского императора как на своего законного суверена. Они признавали верховенство маньчжурской династии, но не Китая как страны. Это было впоследствии доказано в 1911-1912 гг. после китайской революции и свержения монархии, когда Монголия разорвала связь с Китаем и провозгласила независимость.
Буддизм, в его тибетской форме, который прочно укрепился в стране, в значительной степени повлиял на изменение национального характера. Нация неукротимых воинов превратилась в богобоязненный народ. Воин сменил свои меч и кольчугу на четки и красновато-коричневую рясу монаха.
Буддизм, быстро распространявшийся среди монголов со времени правления Хубилая, непрерывно укреплял свои позиции при династиях Мин и Цин.
Маньчжурские императоры постоянно старались укреплять дружбу и хорошие отношения китайского правительства и тибетского Далай-ламы, чтобы усилить могущественное духовное влияние последнего на монгольские племена; отсюда покровительствующая политика Китая по отношению к Тибету во второй половине XVIII в.
Эта искусственная поддержка духовного авторитета Далай-ламы сыграла значительную роль в установлении ореола святости и тайны, окружавших Тибет в глазах людей Запада и Востока.
Первый исторический хутухта, или монгольский лама-перерожденец, знаменитый Ундур-гэгэн, умер в Пекине в 1723 г., и с этого времени непрерывная линия лам-воплощенцев занимала священный трон Монголии.
В 1741 г. нынешний город Урга, а тогда большой монастырь Их-хурэ, стал официальной резиденцией Верховного ламы Монголии, а примерно двадцатью годами позже и резиденцией маньчжурского наместника, распоряжавшегося большой провинцией. Такое положение вещей продолжалось до 1911 г., когда важные события в Китае ускорили монгольское освободительное движение.
Н.К. Рерих. Вход в Ургу
Автономная Монголия и ее вожди
Я не буду здесь углубляться в обсуждение всех политических и экономических причин, приведших к перевороту в Монголии.
18 ноября 1911 г. на собрании монгольских князей во дворце Богдо-гэгэна, т.е. Верховного ламы-перерожденца Монголии, была торжественно провозглашена независимость страны.
С этого памятного дня посланцы заспешили по всем тропам через монгольские пустыни, неся весть о независимости и приказы о мобилизации войск на борьбу за свою страну.
Китайские военные и гражданские власти не сопротивлялись и уехали в Китай, за исключением китайского губернатора Кобдо, который оказал сопротивление, и крепость его была взята штурмом весной 1912 г.
15 декабря 1911 г. Восьмой перерожденец Джебцзун-дамба-хутухты был провозглашен ханом Монголии с титулом «Многими возвышенный».
Урга стала ханской столицей, и желтое знамя Богдо-гэгэна взвилось над его дворцом.
В этот час монгольской истории появились люди, воспламененные желанием создать Великую Монголию, вспомнившие о великих вождях прошлого
По всем степям Монголии снова распевали давно забытые воинственные песни, а монгольские вожди лелеяли мечты о завоеваниях и создании легендарной империи на руинах китайской монархии. Эти люди вышли из разных слоев монгольского общества, среди них мы находим потомков аристократических семейств, воинственных лам, сменивших четки на меч мстителя, и простых людей, собиравших вокруг себя группы воинов и объединявшихся с монгольскими национальными войсками. Все вступали на путь завоеваний, и монгольские степи снова увидели большие массы всадников, спешивших к границам Монголии.
Из уст в уста передавались пророчества, и, казалось, настало время великого похода монголов. Странно выглядящие чахарские наездники из Юго-Восточной Монголии появились во Внешней Монголии, врываясь в китайские усадьбы и грабя китайские караваны.
На этом общем фоне восстания особо стоит фигура Джа-ламы, ламы-мстителя.
Эта загадочная личность, чья деятельность до сих пор занимает изучающих современную монгольскую историю, стала известна Западному миру по книге Оссендовского «Люди, звери и боги», где он фигурирует как Тушегун-лама, человек, обладавший таинственными силами, и предводитель дерзких набегов.
Его слава широко распространилась по просторам Центральной Азии. В далеком Тибете, среди кочевников Цайдама, во Внешней Монголии, в Китайском Туркестане, в Пекине и Ганьсу — имя Джа-ламы известно многим, и многие сталкивались с безжалостным ламой-воином.
История жизни этого человека никогда не была записана, и даже многие образованные монголы пожимают плечами, говоря об этом страшном ламе-вожде. Странные истории рассказывают о нем. Когда я впервые приехал в Монголию осенью 1926 г., я был склонен преуменьшать силу этой странной личности и его необычное влияние на недавние события в Монголии. Будучи в обильных землях карашарских торгоутов к югу от Тянь-Шаня, я слышал рассказы о каком-то астраханском калмыке, которого считали настоящим воплощением Амурсаны, великого ойратского вождя XVIII в. В рассказах о нем было столько различий, а некоторые из них были так противоречивы, что можно было подумать, будто их герои — разные люди: известный военный вождь, подлинный национальный герой; лама, знаток тайн своей религии, оказывающий благое воздействие на своих единоверцев; дерзкий атаман разбойников, одно имя которого наводит ужас на мирных путешественников.
Проведя некоторые расследования в Монголии и Цайдаме, я скоро узнал, что в этих рассказах приводились факты, относящиеся к разным периодам жизни Джа-ламы, или Дамбижанцана, загадочного калмыцкого ламы.
Мне кажется, что краткий рассказ о его жизни будет уместен в этой лекции, ибо сложный характер этого человека — это продукт прошлого Монголии. Его жизнь ясно показывает, что в огромных массах монгольского народа все еще тлеет огонь былых завоеваний. Душа кочевника по-прежнему может устремляться в широкие просторы и мечтать о великих подвигах. История жизни Джа-ламы тесно переплетена с историей современной Монголии, и, рассказывая о его жизни, мы говорим об истории независимой Монголии.
В просторах Центральной Азии иногда встречаются удивительные личности, оказывающие таинственное влияние на соотечественников. Таким человеком был Джа-лама, или Дамбижанцан («Знамя Учения»). Его жизнь покрыта тайной, и никто не знает точно, откуда он родом и каковы были его истинные намерения. Очень трудно собрать воедино все имеющиеся сведения о его жизни, настолько пестрой была она и такими далекими были его путешествия.
Ареной его деятельности была вся Азия — от Астрахани до Пекина и от Монголии до далекого Тибета. Эта единственная в своем роде личность в течение тридцати пяти лет буквально держала под гипнозом всю Монголию. Даже теперь, спустя шесть лет после его жестокой смерти, монголы испытывают ужас и поклоняются ему как воинственному воплощению одного из своих народных вождей.
Хотя деятельность Джа-ламы, сколь бы странной она ни была, напоминает жизнь крупного атамана разбойников, мы должны допустить, что этот человек обладал некоторым воображением и что он старался осуществлять национальные задачи.
Этот странный человек совмещал в себе самые противоположные наклонности. Он обладал хорошим знанием монгольского и тибетского языков, знал санскрит, говорил по-русски и по-китайски. Он строил замки в центре южномонгольской Гоби и изучал трудные для понимания трактаты по буддийской метафизике, лично обучал своих людей военному искусству и мечтал о завоеваниях и возрождении монгольских племен.
По его собственным словам он родился в Астраханских степях. В раннем детстве его привезли в Монголию и отдали послушником в большой монастырь Шара-Сумэ в Долонноре на китайской границе. Оттуда он уехал в далекий Тибет, провел много лет в Лхасе, посетил святые места буддизма в Индии. С юности он отличался честолюбием и жестокостью к врагам. Это был характер подлинного кочевника-воина, в котором до предела развиты добрые и дурные качества.
Обычно говорят, что во время спора он убил своего соседа по комнате в монастыре и должен был бежать из Лхасы, чтобы избежать сурового монашеского закона. По-видимому, это убийство было поворотным моментом в его жизни. С тех пор он вел жизнь странствующего монаха, полную поразительных приключений, мессианских пророчеств и жестоких деяний. Люди, близко знавшие его, утверждали, что он обладал глубокими познаниями в области буддийской метафизики и тайн тантрийских учений и пользовался большим авторитетом среди высших монгольских лам. Во всяком случае, это был очень образованный человек, знавший многие страны не понаслышке. Монголы и тибетцы обычно утверждают, что он обладал колоссальной силой воли и мог легко гипнотизировать людей.
Джа-лама впервые появился в Монголии в 1890 г. Он носил меховую шапку с золотой ваджрой и раздавал золото и червонцы беднякам. Джа-лама заявлял, что он подлинное воплощение Амурсаны, ойратского вождя, и что он пришел, чтобы освободить Монголию от китайского ига.
После этого он исчез, но вскоре появился в Западной Монголии на двух великолепных белых верблюдах и стал известен среди монголов как «хоир-темете лама», или «лама с двумя верблюдами». Затем снова исчез на десять лет, и о нем ничего не было слышно, но, кажется, он часто ездил в Тибет и в пограничную провинцию Ганьсу.
Перед монгольской революцией 1911 г. он снова появился в Карашаре в Китайском Туркестане и проповедовал священную войну против китайцев. Весной 1912 г. он неожиданно вновь появился в Западной Монголии. Его появления всегда были неожиданны и обязательно вызывали сильное брожение среди кочевников.
Еще с 1890 г. было известно, что Джа-лама—это воплощение Амурсаны. Древнее пророчество предсказывало, что во время новой войны за освобождение между монголами и китайцами появится вождь по имени Дамбижанцан, перевоплощение Амурсаны, и восстановит древнее царство ойратов. Появление Джа-ламы в Кобдо вызвало необыкновенное оживление, и толпы кочевников стекались со всех сторон к новому вождю. Вскоре Джа-лама собрал сильный вооруженный отряд и подготовился к активной борьбе за независимую Монголию. Трубы войны звучали по всей монгольской земле, и пассивные кочевники пробуждались к новой бурной жизни.
Джа-лама послал ультиматум маньчжурскому губернатору Кобдо с требованием передать ему ключи от крепости. Губернатор отказался подчиняться его приказам и подготовился к обороне. Тогда Джа-лама объявил китайскому гарнизону Кобдо войну. И снова, как и много веков назад, монгольские степи сотрясал топот многих тысяч лошадиных копыт. Здесь были халха-монголы в меховых шапках, желтых и багровых халатах, вооруженные карабинами и берданками; чахары в маленьких круглых шапочках и желтых халатах, перепоясанные патронташами, отделанными серебром; тувинцы из Урянхая в остроконечных меховых шапках и тулупах; торгоуты из Булугуна, с головами, повязанными синими платками, в зеленых халатах и кожаных сандалиях.
Наступающим войском официально командовал князь Сурэн-гун, но фактически его вдохновителем и предводителем был Джа-лама. Крепость Кобдо пала, и страшные вещи совершились. Город был сожжен, а население убито. После победы были схвачены десять местных торговцев, китайцев и мусульман, и по приказу Джа-ламы принесены в жертву в тайном ритуале. Им рассекли грудь и вырвали сердца, и Джа-лама лично освятил человеческой кровью монгольские воинские знамена и окропил войска, присутствовавшие при этой варварской сцене далекого прошлого, а отсветы пламени горящего города освещали эту мрачную драму человеческого жертвоприношения. Захват Кобдо был великой победой Джа-ламы.
За большие заслуги перед монгольским государством Джа-лама получил титул туше-гуна, а впоследствии был назван номун-ханом хутухту, т. е. князем церкви. Ему был передан целый хошун на реке Кобдо. Таким образом, он стал военным губернатором Кобдо и одним из самых могущественных князей Монголии. Все монгольские князья района Кобдо боялись его безжалостности и жестокости. Они прислуживали ему, как простые слуги, седлая коня и придерживая стремя.
Он правил своим хошуном до 1914 г., когда из-за стычки с офицером охраны русского консульства он был неожиданно арестован и оставался в тюрьме до 1918 г., когда ему удалось бежать. Он снова появился в Монголии, где его с радостью встретили бывшие соратники.
Правительство в Урге чувствовало себя очень неловко, прослышав о появлении Джа-ламы, и велело немедленно его арестовать.
Джа-лама был вынужден покинуть монгольскую территорию. Он выбрал для своего нового лагеря уединенное место на северных склонах Бага-Мацзы-шаня в самом сердце каменистой Гоби. К нему присоединились бывшие соратники, и вскоре его лагерь насчитывал около пятисот юрт. С этого времени начинается страшный разбой вооруженных банд Джа-ламы.
Н.К. Рерих. Город Джа-ламы. 1928 г.
Национальный вождь Монголии, лама-мститель, стал атаманом разбойников. Несомненно, что трудности с обеспечением продовольствием и всем необходимым большого отряда заставили его принять грабительскую тактику. Его конные отряды непрерывно передвигались и грабили монгольские стоянки и проходящие караваны. Никто не мог проскользнуть невредимым. Банды грабителей день и ночь рыскали в пограничье, а сильные вооруженные посты были размещены в узких горных ущельях. Трудно найти объяснение этой новой главе в жизни Джа-ламы. Был ли он просто атаманом разбойников, или же его подлинное лицо скрыто под завесой этого темного периода?
В 1919 г. Монголия пережила новый жестокий катаклизм. На всех границах страны гремело оружие. Китайские войска под командованием комиссара северо-западной границы генерала Сюя вышли из Калгана и заняли Ургу и Улясутай. Монголы не могли вынести нового вторжения на их землю. Страна снова наполнилась воинами. Отряды монгольских партизан начали борьбу и нападали на китайские колонны на марше. С приходом китайских войск стало трудно обуздать партизанское движение в Монголии.
Где был Джа-лама в этот тревожный момент жизни его страны? Вскоре после оккупации Внешней Монголии китайскими войсками мы узнаем, что его отряды действуют к югу от Улясутая в Западной Монголии. Летучие колонны Джа-ламы безжалостно уничтожали китайские отряды, рискнувшие выйти в открытую степь. Китайцы оставались хозяевами в городах, но степь была для них недоступна.
Примерно в то же время эта страна стала полем деятельности еще одной фантастической личности—барона Унгерна фон Штернберга, вскоре объединившегося с Джа-ламой. «Безумный барон» представлял собой странное смешение жестокости и мессианских пророчеств. Он был офицером замечательной личной храбрости и безжалостным деспотом, не жалевшим ни себя, ни других. Этого человека не менее трудно понять, чем Джа-ламу. О нем рассказывают многочисленные легенды, но и его враги, и бывшие соратники сходятся в одном: он был человеком огромного личного мужества. Привлеченный ореолом великого прошлого Монголии, он мечтал о завоеваниях и о создании могущественной центральноазиатской империи. Барон Унгерн вступил на территорию Монголии, заключив соглашение о восстановлении монгольской независимости.
В январе 1921 г. столица Монголии была захвачена яростной атакой кавалерии барона Унгерна. Китайцы бежали, и Богдо-гэгэн был сразу же провозглашен Эдзен-ханом, т. е. верховным правителем.
Быстрое падение Унгерна было обусловлено недовольством среди монголов, настаивавших, чтобы он покинул страну.
Летом 1921 г. барон Унгерн с большей частью своих войск ушел из Монголии в Забайкалье, где в ряде сражений потерпел поражение от советских войск, продвигавшихся к монгольской границе.
Барон Унгерн был казнен в Новониколаевске вскоре после его пленения. В Монголии рассказывают, что Унгерн выслушал свой приговор с замечательным спокойствием, а ночью перед казнью разгрыз на куски свой Георгиевский крест, высшую русскую военную награду за храбрость в бою.
Партизаны под руководством Сухэ-Батора, бывшего солдата монгольской армии, быстро захватили всю страну.
В следующие три года шло медленное установление новых порядков. Продолжалась борьба вдоль границ, и независимой Монголии постоянно угрожала опасность гражданской войны.
20 мая 1924 г. умер Богдо-гэгэн, и вместо старой монархии была провозглашена народная республика.
С установлением нового порядка Джа-лама стал центральной фигурой для всех сторонников старого режима. Он все еще пользовался большим влиянием среди кочевников района Кобдо и даже готовился к походу на Ургу, чтобы сокрушить сопротивление монгольского правительства его воинственным планам. Он все еще лелеял надежду создания в Центральной Азии могущественного государства, включающего Монголию, Тибет и Восточный Туркестан.
Чтобы укрепить свои позиции, он построил замок странной архитектуры в самом сердце южномонгольской пустыни Гоби, что, учитывая удаленность места, представляло поразительное достижение. На строительстве крепости использовались пленники.
Все боялись ужасного ламу, соединившего в себе талант военного вождя с монашеской смиренностью. Джа-лама обычно благословлял людей и давал им наставления, пока его безжалостные помощники убивали мирных путешественников и паломников.
После поражения войск барона Унгерна и ухода китайцев монголы, желая обезопасить свою юго-западную границу, решили ликвидировать банды Джа-ламы. В начале 1923 г. туда было послано несколько эскадронов кавалерии под командованием знаменитого монгольского полководца Балдан-Дордже. Монгольские войска ожидали встретить сильное сопротивление и двигались осторожно, обходя вражеские посты. Балдан-Дордже решил не штурмовать, а взять замок Джа-ламы хитростью.
Оставив отряд в горах на расстоянии двухдневного перехода от замка, Балдан-Дордже с одним из солдат поехал к Джа-ламе. Они выдали себя за простых паломников и униженно просили разрешения поднести Джа-ламе церемониальный хадак. Они встретились с предводителем разбойников в богато украшенной монгольской юрте. Балдан-Дордже приблизился к Джа-ламе с хадаком, под которым был спрятан пистолет, и застрелил его в упор. Сообщники Джа-ламы не смогли оказать сопротивление, так как он, по обычаю других азиатских вождей, хранил все оружие под замком в своей юрте, раздавая его только в случае необходимости.
Отрубленную голову Джа-ламы триумфально пронесли на копье в Улясутай, где выставили напоказ. Потом голову доставили в Ургу в большой бутыли, заполненной формалином,—мрачное напоминание об ужасном вожде. Трудно было узнать в этих обветренных потемневших останках голову одного из самых влиятельных людей Монголии. Широкое скуластое лицо с плоским носом, смуглая кожа и коротко стриженные седые волосы— таким был облик Джа-ламы в момент смерти. Джа-лама умер, но память о нем все еще жива среди монгольских кочевников.
В караване нашей экспедиции был один торгоут с Эдзин-Гола, проживший несколько лет в районе Мацзы-шаня. Он не мог толком объяснить, почему так долго находился в этой кишащей грабителями местности, и монголы из каравана относились к нему с большим недоверием. Как и все торгоуты, он был прекрасным наездником и метким стрелком, но эти качества каким-то необъяснимым образом сочетались в нем с величайшей трусостью и нерешительностью. Однажды я услышал, как он поет песню о Джа-ламе. Я попросил его повторить слова, но он категорически отказался и заявил, что не знает никаких подобных песен. На все мои уговоры он отвечал смехом. Когда наступил его черед ехать в ночное, он вскочил в седло и понесся в степь к пасущемуся стаду. И тут я снова услышал песню о Джа-ламе. Я узнал мелодию, но не мог различить слов. Торгоут, вырвавшись на волю, пел старую разбойничью песню о Дамбижанцане, воплощенном Амурсане, построившем могучую цитадель в самом сердце черной пустыни. Эта песня принадлежала пустыне, и, по закону кочевников, ее нельзя было исполнять в присутствии посторонних.
Такова история жизни Джа-ламы, восходящей звезды Монголии. Живи он несколько столетий назад, мы рассматривали бы его как вождя могучей конфедерации кочевых племен. Он был настоящим вождем и знал, как нужно повелевать большими массами кочевников.
Его жизнь была борьбой с современным миром, в котором он не мог найти себе места. Его смерть от руки монгольского офицера показала, что даже опытный предводитель может быть обманут и убит.
Исповедуемый им буддизм был воинственным учением, полным шаманистских верований. Как все военные вожди Монголии, он уважал дисциплину, и говорят, что его лагерь всегда подчинялся строгому порядку, а малейшее нарушение сурово наказывалось.
После смерти этого человека прошло шесть лет, но кочевники Монголии и Цайдама все еще говорят о нем со страхом и глубоким уважением. Был ли он бурханом, т. е. божеством, или просто разбойником — вот вопрос, который они часто задают.
Последние восемь лет Монголия пытается воспринять западные идеи и создать административное устройство, приспособленное к условиям страны. Недавние события слишком близки нам, чтобы судить о них. Нам следует несколько подождать, чтобы в дальнейшем мы могли сформулировать свое мнение.
Редкое кочевое население занято тяжелой борьбой за выживание на обширной территории. Обширность территории и немногочисленность населения—это главные препятствия для построения государства.
Смерть последнего воплощения ургинского хутухты 20 мая 1924 г. и установление республики повлекли за собой отделение церкви от государства и ослабление влияния церкви на массы народа.
Несмотря на все эти новшества, прошлое еще сильно. Мы все еще встречаем авторитетных лам, занимающих высокие посты в правительстве, или офицеров высокого ранга, совмещающих свои воинские обязанности с почтенным занятием религиозного оракула, или предсказателя.
Урга, с ее смесью восточных и западных элементов, представляет характерную картину состояния страны. С одной стороны — мощная радиостанция и электрическое освещение, а с другой — ужасная «долина смерти» — кладбище Урги, где трупы бросают на растерзание голодным псам.
После смерти последнего Богдо-гэгэна было официально заявлено, что это было последнее воплощение главы монгольской церкви, и что в будущем его пост отменяется. Несмотря на строгие меры, принятые правительством для подтверждения этого заявления, постоянно распространяются слухи о будущем воплощении хутухты. На берегах реки Иро родился мальчик со странными признаками и способностями. Непонятные знаки сопровождали его рождение. Его мать, шаманка, слышала таинственные голоса, а сам ребенок изрекал пророчества о будущей славе буддийской Монголии.
Урга, с ее смесью восточных и западных элементов, представляет характерную картину состояния страны. С одной стороны — мощная радиостанция и электрическое освещение, а с другой — ужасная «долина смерти» — кладбище Урги, где трупы бросают на растерзание голодным псам.
После смерти последнего Богдо-гэгэна было официально заявлено, что это было последнее воплощение главы монгольской церкви, и что в будущем его пост отменяется. Несмотря на строгие меры, принятые правительством для подтверждения этого заявления, постоянно распространяются слухи о будущем воплощении хутухты. На берегах реки Иро родился мальчик со странными признаками и способностями. Непонятные знаки сопровождали его рождение. Его мать, шаманка, слышала таинственные голоса, а сам ребенок изрекал пророчества о будущей славе буддийской Монголии.
Новость о появлении странного ребенка распространилась по всей стране подобно молнии. Ламы повсюду шептали о приходе нового воплощения Джебцзун-дамба-хутухты. Правительству республики пришлось послать комиссию для расследования этого дела и расклеить листовки на улицах Урги, чтобы успокоить население. Трудно иногда остановить слухи простым печатным словом, и вести о новом Богдо-гэгэне продолжают волновать души глубоко религиозных монголов.
Недавние события в этой стране со всей очевидностью доказали, что Монголия все еще богата сильными людьми, обладающими огромным влиянием на неграмотные массы соплеменников. Карьера некоторых из этих вождей была подобна метеору, и на короткое время они приобретали значительную силу.
Разорвав связь с Китаем, Монголии придется выработать собственную национальную политику и построить государство на национальной основе, приспособленное к кочевому характеру страны. Будущее покажет, построят ли монголы прочную административную систему и сплавят ли в одну нацию различные рассеянные племена монгольского происхождения, скитающиеся по просторам Срединной Азии.
Говоря о Монголии, мы всегда должны помнить, что современная Монголия—это прямой потомок ряда великих народов и племен, пожертвовавших собой ради создания обширных империй, и что ее судьба—это путь Завоевателей.
Урусвати, Наггар, Кулу 1929
Опубликовано:
Ю.Н. Рерих, «Тибет и Центральная Азия». Статьи, лекции, переводы.
Самара ИД «Агни», 1999
* Ли Бо. Луна над пограничными горами. Пер. А. Ахматовой // Поэзия эпохи Тан. М., 1987. С. 114.
** Ли Бо. Бой южнее Великой стены. Пер. А. Гитовича // Поэзия эпохи Тан. М., 1987. С. 139-140.
* P. Pelliot. Notes sur les Tou-yu-houen et les Sou-p'i // T'oung Pao, 1921. Vol. XX. P. 326.
