Рерихи в Кулу

 

В. Рубцов

 

"Четверо"

 

(Публикация из архива

П.Ф. Беликова)

 

Автор статьи - Рубцов Владимир Васильевич (р. 1948 г.), ныне известный ученый, кандидат философских наук, академик Академии космонавтики им. К. Циолковского, исследователь проблемы НЛО, Тунгусского метеорита и поиска внеземных цивилизаций. В 70-е годы неоднократно встречался с Павлом Федоровичем Беликовым (1911 - 1982), биографом  семьи Рерихов, исследователем и популяризатором их творческого наследия, заложившим основы современного рериховедения.  Статья была написана в середине 70-х годов  и опубликована в альманахе "Бригантина - 1976" (М., 1977). Материалы для публикации в альманахе были предоставлены П.Ф. Беликовым, который  упоминал В. Рубцова в своих письмах ("Непрерывное восхождение", т.2, кн. 2)  

Николай Константинович Рерих и Елена Ивановна Шапошникова встретились летом 1899 года на даче князя А.В. Путятина, известного археолога-любителя, родственника Елены Ивановны. Встреча эта была случайна — в той мере, в какой вообще существуют случайности, являющиеся "формой выражения скрытых закономерностей" и порой значащие для человека больше, чем закономерности явные. На склоне лет, в 1941 году, Николай Константинович писал:"... Посвящал я книги мои Елене, жене моей, другине, спутнице, вдохновительнице." Каждое из этих понятий было испытано в огнях жизни. И в Питере, и в Скандинавии, и в Англии, и в Америке, и по всей Азии мы трудились, учились, расширяли сознание. Творили вместе, и недаром давно сказано, что произведения должны бы носить два имени — женское и мужское".[1]

И хотя, произнося это имя — Рерих — мы чаще всего подразумеваем именно Николая Константиновича, справедливость — и не только справедливость — заставляет вспомнить о том, что Рерихов было четверо: сам художник, его жена Елена Ивановна, их старший сын Юрий Николаевич, выдающийся востоковед и тибетолог, и, наконец, младший сын — Святослав Николаевич, тоже художник. Что означает в данном случае это "тоже" — понять легко: художник самостоятельный как в поисках изобразительных средств, так и в отношении к миру. Если на Востоке говорят: "Назначение учителя — вложить свою мощь в стремления ученика", то Николай Константинович был именно таким Учителем.

Посетители выставки картин С.Н. Рериха, демонстрировавшейся в 1960 году в Москве и Ленинграде, могли в полную меру оценить своеобразие его произведений. В отличие от "цветомузыкальной" живописи Н.К., в живописи Святослава Рериха акцентируется рисунок, его динамика — линейная и цветовая. В этом видится не столько желание (заметим, вполне понятное) быть "непохожим", сколько различие задач, поставленных себе художниками. Естественным образом такое различие задач ведет и к различию живописных приемов — в том числе и колористических. Свет картин Н.К.Рериха — искристое сияние неба, отражающееся в горных снегах; свет С.Н.Рериха — слепящие лучи полуденного солнца, дробящиеся в оранжевых плодах и морском прибое. Что ж, подлинный художник может быть как "горячим", так и "холодным" — только не "теплым".

"Получаем снимки с последних картин Святослава, — писал Николай Константинович в "Листах дневника" в мае 1935 года. — Некоторые сняты в цветной фотографии и потому еще больше напоминают о тех сверкающих красках, которыми насыщены его картины. Если... сравнить его достижения за последние годы, то можно видеть, как неустанно совершенствуется та же основная песнь красок. Форма и раньше была четкой и выразительной. Краски были сильны, но сейчас, с каждым годом, вы изумляетесь прозрачности и возвышенности этих красочных сочетаний".[2]

Старший сын Н.К.Рериха, Юрий Николаевич, изучал востоковедение в лучших университетах Европы и Америки. Он прекрасно владел практически всеми основными языками Центральной Азии — тибетским, монгольским, хинди, пали и многими другими, а кроме них — греческим, латынью, санскритом, английским, французским... Участвуя в знаменитой центрально-азиатской экспедиции 1925-28 гг., Ю.Н.Рерих без помощи переводчика беседовал с членами правительства Монгольской Народной Республики, с китайским солдатом из Синьцзяна, с тибетскими ламами... "Один из этих лам, — вспоминает С.Н.Рерих, — был главным учителем Брата, с ним он работал с 1923 года и оставался с Братом до 1935 года..."[3] Вот этот контакт с живой мыслью Востока и позволил Юрию Николаевичу в итоге сочетать в себе высокий профессионализм исследователя с горением подвижника, для которого философия Индии и Тибета представляла интерес не только академический, но и — жизненный. Много дало Ю.Н.Рериху общение с матерью, Еленой Ивановной, чей вклад в ориенталистику по ряду   причин оценен пока еще далеко не в полной мере. Одна из этих причин (хотя, возможно, и не главная) — та, что работы Е.И.Рерих издавались только под псевдонимами. "Даже из друзей многие не знают, что Еленою Ивановной написан ряд книг, не под своим именем. Она не любит сказать, хотя бы косвенно, о себе. Анонимно она не пишет, но у нее пять псевдонимов. Есть и русские, и западные, и восточные."[4]
Так, долгое время под псевдонимом "Наталья Рокотова" публиковалась книга Е.И.Рерих «Основы буддизма» — и только в издании1967 года на ее обложке появилось имя настоящего автора...

Специального востоковедческого образования Елена Ивановна не получила, но ее знаниям в этой области, таланту и глубине проникновения в существо восточной философии могли позавидовать и профессионалы. Ю. Н. Рерих, сам специалист исключительно высокого класса, не раз обращался к ней за помощью в решении того или иного вопроса. И, по-видимому, прав был Святослав Николаевич Рерих, отмечая в одном из своих выступлений, что масштаб и значение деятельности Елены Ивановны будут в полной мере оценены только в будущем — возможно, и в неблизком.

Это же в значительной мере верно и по отношению к деятельности Николая Константиновича Рериха. Кто-то удивится: как же так, ведь его известности, славе его искусства могут позавидовать многие и многие. Но существуют разные уровни творчества... Если А.А.Рылов не мог понять, почему стремился Николай Константинович в Индию[5], если А.Н.Бенуа сводил всю деятельность Н.К.Рериха к какому-то "мессианству"[6] и — как следствие — предпочитал оценивать его искусство лишь с точки зрения эстетической, то это еще не значит, что "положительная" оценка работы художника, принятие его художественного видения полностью открывает нам его внутренний мир. Можно и о Юрии Николаевиче сказать— "востоковед", и о Святославе Николаевиче — "художник", и о Елене Ивановне — "знаток восточной мысли", но определения эти будут одновременно и ограничениями, рамками узкими или широкими —  в меру нашего понимания. Всматриваясь же в жизнь Рерихов глубже, постепенно начинаешь ощущать, что связывали их не только родственные чувства и не только общее понимание, общий подход к миру, но скорее — общее действие.

Их четверо — и каждый незаменим, каждый вносит что-то свое, только ему присущее. Я даже не говорю об обмене знаниями — хотя и это важно, — я скорее имею в виду другое: Рерихи дополняли друг друга не как листья одного дерева, но как грани алмаза.

Четверо — почти всегда вместе. И в Петербурге, и в Америке, и в Индии... Определенное исключение — младший, Святослав (Светослав, как обычно транскрибируют его имя на Востоке). Когда трое старших пересекают Азию, он остается в Дарджилинге — так же, как и сейчас, когда троих уже нет, все новые и новые картины Святослава Николаевича появляются на выставках и в собраниях лучших музеев мира[7]. Но кто скажет, что труднее — идти вместе с близкими по пустынным тропам Азии или — ждать? Чего? Возвращения? Или — мгновения, когда он сможет и сам уйти в странствия? А если это мгновение не приходит? Если — другая мера и другая ответственность?

Так, может быть, и Николая Константиновича влекли на Восток не "карьера, слава, деньги"[8],  а нечто прямо противоположное, нечто, определяющее смысл и цель жизни?.. Я бы назвал это "нечто" кармой, если бы не опасение, что некоторые читатели придадут этому слову тот оттенок пассивности, который присутствует в понятиях "судьбы", "рока". "Судьба" — нечто независящее от человека, довлеющее над ним и подчиняющее его;

Разумеется, ошибки в интерпретации ряда положений основных систем восточной философии имеют свои корни не только на Западе, т.е. в понимании, но и на Востоке — в применении. Но существует Восток и Восток; Рерихов привлекало в первую очередь жизнеспособное начало его, те великие образцы постановки и решения философских вопросов, которые, без сомнения, имеют ценность и для нашего времени. Индия была в их представлении не страной "чудес", но страной "мысли, вырабатывавшейся на протяжении тысячелетий"[9]. В этой стране находилось место и для утонченного бхакти-йога Рамакришны, и для неистового Вивекананды, "первого индийского социалиста", бросившего однажды ревнителям "чистого духа" "крамольную" фразу: "Пока хоть одна собака в моей стране остается без пропитания, вся моя религия заключается в том, чтобы накормить ее!" Эта страна умела одновременно быть страной «Камасутры» и страной «Бхагавадгиты»... Противоречие? Возможно. Но не забудем, что тот же Ватсьяяна, по его собственному признанию, "... составил Камасутру в точном соответствии со священным писанием — на благо миру. Сам же он вел жизнь исследователя религии и был полностью поглощен созерцанием Бога"... На благо миру...

В этой стране высочайшим политическим авторитетом пользовался Махатма Ганди, человек, который, строго говоря, политиком (в западном смысле этого слова) никогда и не был...

Стоит ли после всего этого удивляться, что усилия Рерихов были направлены не только на освещение для Запада тысячелетних традиций индийской философии, но и (возможно, даже в первую очередь) на объединение этих традиций с достижениями экспериментальной науки и "западной" философии. Строго говоря, передовым представителям "восточного" мировоззрения (таким, как Вивекананда, Тагор, Ауробиндо Гхош) не было нужды доказывать ценность методов и результатов западной науки. Но даже лучшие европейские умы, взращенные на "классической" физике и философии, с трудом усваивали идеи буддизма и веданты. Только к середине XX века, когда "неклассическая" физика, основанная на квантовой механике и теории относительности, по-настоящему утвердилась в сознании ученых, когда стало ясно, что только "неклассический" подход может обеспечить качественные сдвиги в нашем познании мира, — только тогда мы смогли по достоинству оценить и "странную логику" буддизма, и его диалектику.

В двадцатые же годы, если кто и осознал глубину мысли Востока (мысли — как руководства к действию, а не как абстракции, ибо многие выдающиеся востоковеды отнюдь не страдали европоцентризмом и принимали ее, но — не применяли), так это были Ромен Роллан во Франции и Рерихи — в России. Я не случайно сказал "в России", ибо, хотя после 1917 года Николай Константинович и Елена Ивановна приезжали в СССР только один раз[10], но вся их деятельность была "работой на Россию”, чего правое крыло русской эмиграции никогда не могло им простить[11]. Единственной Россией в понимании Рерихов был Советский Союз.

Нельзя, конечно, считать их коммунистами в том точно плане, в каком понимаем это слово мы, но близость мировоззренческих и политических позиций Рерихов к позициям коммунистическим несомненна. Не взгляды "Востока" и "Запада" "вообще" пытались они сблизить, но взгляды прогрессивного Востока и коммунистического Запада. Для Рерихов была очевидна тесная связь дальнейших путей развития стран Азии с переменами, происходящими в России, очевидна неизбежность ликвидации колониальной системы и сближения будущих независимых государств с Советской страной. Такой союз, разумеется, не сводился бы только к политико-экономическим связям, но предполагал бы также взаимное обогащение духовными ценностями. Англичане да и другие западноевропейцы "по традиции" относились к восточной философии либо свысока, либо надеясь постичь в первую очередь некие "оккультные тайны". Можно было ожидать, что новый мир, рождавшийся в те годы на востоке Европы, подойдет к этим проблемам иначе — без "оккультного" ажиотажа, но и без высокомерия "хранителей абсолютной истины". А чтобы тезис об известной близости мировоззрения Рерихов к коммунистическому мировоззрению не показался надуманным, обратимся к фактам...

В 1926 году в Монгольской Народной Республике очень небольшим тиражом вышла анонимная книга «Община». Рамки данной статьи, к сожалению, не позволяют уделить достаточное внимание анализу ее содержания. Рискнув же на определенное сужение подхода, мы можем сказать, что в «Общине» излагались отдельные вопросы коммунистического мировоззрения — так, как их понимали в те годы некоторые представители прогрессивной восточной мысли. Основное внимание при этом уделялось не политэкономии и теории социальной революции, в достаточной мере разработанным Марксом, Энгельсом и Лениным, а коммунистической этике и философии. Диалектический материализм справедливо представлялся авторам «Общины» учением, по своей сути гибким и многогранным, способным учитывать изменения в научной картине мира и соответствующим образом менять свою форму, оставляя в неприкосновенности фундаментальные принципы: признание объективной реальности материи, познаваемости мира и диалектичности процесса эволюции — как эволюции объективной Вселенной, так и эволюции субъективного человеческого сознания.

"Мы знаем книги Маркса и Ленина... Все их положения легко вместимы нами. Мы не находим закостенелости и отвергания материи.

Коллективизм и диалектизм — два пособия при мышлении о материализме. Существо материализма являет особую подвижность, не минуя ни одного явления жизни.

... Нужно заменить идеальные слюни твердым разумом"[12].

Вопрос о том, кто конкретно является автором (или авторами) этой книги, окончательного решения пока не получил. Как Николай Константинович, так и Елена Ивановна ни в одной из определенно принадлежащих им работ не дали основания утверждать, что именно они написали «Общину». Н.К.Рерих выступал в печати всегда под своим именем и оснований скрывать его не имел. Что касается псевдонимов Е.И.Рерих, то они были не столько маскировкой, сколько средством подчеркнуть, что отнюдь не все мысли, высказанные в ее книгах, Елена Ивановна считала принадлежащими лично ей. Кое-что относилось к тысячелетней традиции индийской философии, кое-что — выдвигалось под воздействием текущих и приближающихся событий... Поэтому не следует удивляться совпадению ряда положений «Основ буддизма» с положениями «Общины». Последняя была выпущена без обозначения имени автора, между тем как Н.К.Рерих определенно указывал: "Анонимно Елена Ивановна не пишет..."

Единственное, что мы можем утверждать определенно — это то, что Рерихи имели прямое отношение к редактированию и изданию «Общины». По-видимому, не случайно известное «послание Махатм»[13], в котором руководители национально - освободительного движения Индии выражали поддержку социалистическим преобразованиям в СССР, по духу (и даже по стилю) перекликается с этой книгой. Н.К.Рерих передал «послание Махатм» Г.В.Чичерину и А.В. Луначарскому в июне 1926 года, когда возглавляемая им центральноазиатская экспедиция находилась в Москве. Но через три месяца Рерихи (Николай Константинович, Елена Ивановна и Юрий Николаевич) посетили Монголию, где всего за пять лет до этого произошла народная революция, где солдаты революционной армии, маршируя по улицам Урги, пели песню о стране справедливости Северной Шамбале, написанную народным героем МНР Сухэ-Батором... Именно в этот период и вышла из печати «Община». Один из экземпляров этого издания в настоящее время хранится в Государственной библиотеке Улан-Батора.

Посещение экспедицией СССР и Монголии не прошло незамеченным для английской разведки, всегда настороженно следившей за странным русским художником, настроенным отнюдь не пробритански и проживавшим на территории важнейшей английской колонии. На обратном пути из Монголии в Индию экспедиция, уже достигшая урочища реки Чунаркэн, была задержана отрядом тибетской армии и принуждена провести зиму 1927-28 гг. в тяжелейших условиях тибетского нагорья, на высоте более четырех тысяч метров. Морозы доходили до -40', что при отсутствии зимнего снаряжения и утепленных палаток поставило экспедицию на грань катастрофы. "Кончались лекарства, кончалась пища. На наших глазах погибал караван. Каждую ночь иззябшие голодные животные приходили к палаткам и точно стучались перед смертью. А наутро мы находили их павшими тут же около палаток, и наши монголы оттаскивали их за лагерь, где стаи диких собак... и стервятников уже ждали добычу. Из ста двух животных мы потеряли девяносто два. На тибетских нагорьях остались пять человек из наших спутников..."[14]

И все же препятствия не остановили исследователей. Летом 1928 года Рерихи вернулись в Индию, дважды пересекши Центральную Азию — от Сиккима до Зайсана и от «Алтая до Дарджилинга. В свое время экспедицию такого размаха планировали выдающиеся русские путешественники Пржевальский и Козлов, но им так и не удалось ее осуществить. Впрочем, не только числом пройденных километров измерялся успех этого пути... Может быть, и были-то Рерихи скорее странниками, чем путешественниками... странниками, идущими по Земле... Примечательно и название книги, в которой описывается экспедиция 1925-28 годов — они в самом деле пытались достичь сердца Азии и достигли его.

... Но еще в Изваре, имении родителей Н.К.Рериха, на стене одной из комнат висела картина, изображавшая Канченджангу на закате. Канг-чен-цзод-нга, как произносится это слово по-тибетски. — "пять сокровищ великих снегов", одна из высочайших гималайских вершин... Народная фантазия окружила ее множеством сказаний и легенд...

"На вершинах Сиккима, в Гималайских отрогах, среди аромата балю и цвета рододендронов опять лама, подобный средневековому изваянию, указал на пять вершин Канченджунги и сказал:

"Там находится вход в священную страну Шамбалу. Подземными ходами через удивительные ледяные пещеры немногие избранные... достигали священное место. Вся мудрость, вся слава, весь блеск собраны там"[15].

Это причудливое переплетение реальности и вымысла сопровождало экспедицию на всем ее пути. Пробуждающийся Восток выражал свой новый взгляд на мир в образах тысячелетней давности. Сказания о народном герое Азии Гэсэре, призванном установить на Земле справедливость, сплетались с рассказами о таинственных обитателях Шамбалы, легендарное Беловодье алтайских староверов — с не менее легендарной Швета-Двипой «Махабхараты». Порой "чудеса" — вроде феномена "холодного огня" — происходили и с самими участниками экспедиции. Елена Ивановна так описывала это (имевшее, по-видимому, электрическую природу) явление:

"Муж уже дремал. Я тоже собиралась ложиться, подошла к своей кровати, протянула руку, чтобы отвернуть одеяло и вдруг посреди постели поднялся столб, вернее костер чудного, серебристого, розоволилового пламени. Я не могла сразу понять, в чем дело, и с возгласом: "огонь, огонь!" принялась тушить его. Но огонь, как мы привыкли понимать его, был не огонь: языки пламени не обжигали моих пальцев, не уничтожали легкую ткань простынь и одеяла, я ощущала при прикосновении к нему лишь приятное живое тепло. Мой возглас разбудил моего мужа, и он увидел меня изумленную, радостно испуганную на фоне чудесного радужного пламени. Явление продолжалось не более пол­минуты, может быть, и меньше, и исчезло так же внезапно, как и появилось".[16]

Вблизи озера Кукунор Рерихи наблюдали другое странное явление (не исключено, что также электрического либо плазменного характера). Это был летевший на большой высоте шар или эллипсоид, ярко блестевший на солнце и скрывшийся за хребтом Гумбольдта. Ламы, сопровождавшие караван, естественно, расценили это явление как "знак Шамбалы".

"Удаляясь от наших гор, неминуемо почувствуете тоску. Психическое основание этого ощущения неизбежно усиливается невозможностью рассказать о происшедшем. Кроме исключительных указанных случаев, никто из бывших у нас не скажет. /.../ Мечта снова войти в горную долину, где можно увеличить знание, будет постоянно вести к достижению. /.../ Главное — сохранить устремление, которое движет всеми системами познавания.

Устремление — ключ к замку[17]

Разумеется. Азия в представлении Рерихов не ограничивалась высокими достижениями мысли, научными открытиями, бессмертными творениями искусства. Увлечение философской мыслью Востока не мешало им объективно оценивать различные аспекты жизни азиатских народов. "Мы должны брать вещи так, как они есть, — писал Николай Константинович. — Без условной сентиментальности мы должны приветствовать свет и справедливо разоблачать вредную тьму. Мы должны внимательно различать предрассудок и суеверие от скрытых символов древнего знания".[18]

В Тибете не было ни электричества, ни автотранспорта, ни больниц, но зато эта страна уверенно лидировала в количестве священнослужителей и монастырей на душу населения. Правда, среди лам порой встречались люди высокого развития — такие, как лама Карма-Дордже, чей портрет был впоследствии создан С.Н.Рерихом. Большинство же тибетских священнослужителей просто использовало свое положение и почтение простого народа, чтобы обеспечить себе безбедное и бездумное существование.

Среди различных тибетских религиозных сект особое внимание Рерихов привлекла т.н. 'черная вера" Бон-по, в символике которой важную роль играла "обратная" свастика, т.е. крест с концами, загнутыми по часовой стрелке. Знак этот, приобретший спустя несколько лет столь страшную известность и на первый взгляд напоминающий обычную буддистскую свастику — развернутую, однако, в обратном направлении и заимствованную в древних солнечных культах — в действительности является ее противоположностью, — символом "тьмы". Примерно в те же годы Георгий Гурджиев[19] предложил зарождавшемуся национал-социалистическому "движению" эту "черную" свастику в качестве основной эмблемы.

Будучи в своей основе социально-экономическим и политическим течением мелкой буржуазии  нацизм в то же время нес в себе отзвуки некоторых мистико-оккультных идей.[20]  Свастика же в течение многих столетий была почитаемым символом в восточных и — как следствие — в "околовосточных" учениях. Президент Теософического общества Анни Безант, к примеру, носила кулон с изображением свастики — но свастики "левой", знака светлых сил.[21] То ли нацистские идеологи плохо разбирались в символике Востока, то ли они откровенно считали себя представителями "сил тьмы" — но предложение Гурджиева было ими принято.

Трудно сказать, чем руководствовался при этом сам Гурджиев. Нацистом он никогда не был, и недолгим своим знакомством с таковыми был обязан профессору Мюнхенского университета Карлу Гаусгофферу, оказавшему серьезное влияние на идеологию гитлеризма. Во всяком случае, для людей, знакомых с восточной философией (в том числе, конечно, и для Рерихов) "правая" свастика на знамени национал-социализма раскрывала направленность этого движения задолго до того, как она стала ясна всему миру.

В годы Второй Мировой войны, когда в боях под Москвой, Сталинградом и Курском решались судьбы Европы и всего мира, Николай Константинович вводит в один из своих очерков символический рассказ о дозорном наблюдательного поста: "Холодно на вышке. Точно забытый, точно покинутый, точно ненужный! Шальной снаряд может скосить и всю сосну, и охапку защитной хвои. Тогда-то дела совершатся и без провода, может быть, еще лучше совершатся, а вышка окажется вообще ненужной. Тягостно чувство ненужности. Кто знает, не ушли ли вообще? Не переменилось ли вообще построение? Не забыли ли об одинокой вышке? И знаю, что не забудут, знаю, что вышка эта очень нужна. Но холодно на вышке. Ветер пронзителен... Балагуры грегочат: "Эй вы, аисты на крыше. Мы тут гранаты кидаем, а вы шишками сосновыми бросаетесь”. Засмеют, не понимают значения вышки. Не знают, как одиноко на вышках. Забытые! И знаешь, что нужен, а все же подчас накипает какая-то ненужность. Поди уговори себя, что и в молчании держишь нужнейший дозор..."[22]

Для Рерихов, глубоко вжившихся в символику Востока, эта война была войной между силами света и тьмы, и победа антигитлеровской коалиции, достигнутая в первую очередь ценой величайших усилий и жертв со стороны советского народа, была победой света, открывающей человечеству дорогу в будущее.

"Коммунизм, поддержанный техникой, даст мощное устремление к знанию. Именно община должна быть самым чутким аппаратом эволюционности. Именно в сознательной общине никто не может утверждать о сложившейся мироизученности. Всякая тупая преграда отметается обостренной вибрацией коллектива.  Даже намек на законченность делает невозможным пребывание в общине...

Будущее человечества, будущее Космоса — есть ли что-либо более священное? Но эта ликующая священность не в золоченой ограде, но в стреле устремления, в острие ромба, который сдвинул законченность квадрата в будущее[23]

Кое-кто пытался обвинять Н.К. Рериха в идеализме, в «излишнем» внимании к  духовному миру человека и недооценке социальных вопросов. Нет сомнения – его понимание истории, движущих сил исторического процесса было своеобразным, порой спорным, но при этом — по-настоящему глубоким и  интересным. Сказывалось в каком-то мере и полученное "классическое" образование, и особенности мышления русской дореволюционной интеллигенции, в представлении которой "материализм' нередко был синонимом меркантильности. И тем не менее, Н.К. Рерих никогда не отрицал важности социального прогресса, неизбежности и необходимости полного уничтожения всякой эксплуатации Не "непониманием" вопроса, но именно глубоким проникновением в существо происходящих изменений объясняется тот акцент, который Николай Константинович делал на воспитании нового человека – важнейшем условии построения справедливого коммунистического общества. Н.К. Рерих был полностью согласен со словами авторов «Общины»: «Нужно дать систему жизни, без нее социальные движения превратятся в маскарад стариков».

Под "системой жизни»  в «Общине» понималось по-видимому  то, что Рерихи, в свою очередь именовали Живой Этикой. Это не было комплексом каких-то застывших правил, регулирующих поступки людей в зависимости oт  обстоятельств (как принято, например, в этике религиозной), скорее Живая Этика представляла собой результат опыта среди людей, ощутивших свое единство с окружающим миром и — в силу этого — свою ответственность за него. В середине двадцатых годов авторы «Общины» поднимали, в частности вопрос об охране биосферы — вопрос, вся важность которого стала ясна спустя 40 лет.

"Растения являются как бы соединенным веществом планеты, действующим на сеть неощутимых взаимодействий. /.../ Человек с букетом часто подобен младенцу с огнем. Истребители растительности коры планеты подобны государственным преступникам".[24]

Пятитысячелетняя история земной цивилизации показывает, что человеческому интеллекту, к сожалению, присуще (часто — неосознанное) желание упрощать понимание Вселенной, в которой мы существуем, делать ее доступной "осязанию". Выражается оно, прежде всего, в попытках создания замкнутых систем мировоззрения, дающих относительно простые, легко ассимилируемые индивидуумом ответы на "мыслимые" вопросы. Вариантом "простого" ответа является и известная ссылка на "неисповедимость путей господних"... Замкнутое мировоззрение вынуждено прибегать к подобному "клапану" с целью "регулировки" человеческого мышления. Мировоззрение "разомкнутое" оставляет в себе" место и просто для явлений, принципиально не объяснимых всей принятой системой взглядов. Вернее было бы сказать — должно оставлять, ибо в истории человечества были лишь попытки создания таких мировоззрений, попытки, безуспешные в силу многих причин (психологических, политических, социальных и прочих) Признаемся, что руководствоваться системой, заведомо неверной (при каком-то "шаге в сторону" — и отнюдь не всегда ясно, при каком именно) психологически крайне затруднительно. В итоге же мы имеем односторонний и в силу этого опять же неверный взгляд на мир.

Диалектика как метод мышления предусматривает гибкость не только вторичных теоретических конструкций, основанных на опыте и изменяемых вместе с ним, но Живая Этика стремится именно к такой гибкости. Она одновременно — этика жизни и этика живая — развивающаяся и в какой-то мере "своя" для каждой отдельной личности. Иными словами (и в этом близость Живой Этики к этике коммунистической)  ее нельзя «вложить» в человека «извне», но необходимо «выстрадать» и вырастить в себе.

Николай Константинович и Елена Ивановна неоднократно подчеркивали,  что личность ответственна как за свои действия, так и за мысли, причем речь шла  не только об очевидном взаимовлиянии этих моментов в человеческом «я», но и о вероятном прямом воздействии одного мозга на другой посредством какого-то поля. В те годы это могло рассматриваться только как догадка, хотя и вытекающая естественным образом из философской идеи о глубинном единстве человека и мира. Но логика развития современной науки ведет к конкретизации и строгому обоснованию такого подхода.

Когда мы называем XX век "веком Космоса", мы порой допускаем существенную ошибку, ограничивая это понятие лишь ракетными  бросками в пространство. Но ведь тот же К.Э. Циолковский, вспоминая о начале своего пути, писал:

«Мне представляется,… что основные идеи и любовь к вечному стремлению туда – к Солнцу, к освобождению от цепей тяготения во мне заложены чуть не с рождения. По крайней мере, я отлично помню, что моей любимой мечтой в самом раннем детстве, еще до книг, было смутное сознание о среде без тяжести, где движения во все стороны совершенно свободны и безграничны и где каждому лучше, чем птице в воздухе. Откуда появились такие желания — я до сих пор не могу понять. И сказок таких нет, а я смутно верил, и чувствовал, и желал именно такой среды без пут тяготения.[25]

Человек — существо космическое — вот основной вывод из работ К.Э. Циолковского. А.Л.Чижевского. В.И. Вернадского... Эту же мысль настойчиво проводили и Рерихи — в картинах, книгах, выступлениях и беседах.

Замыкаясь в рамках текущей жизни, мы как-то не задумываемся над тем. что атомы наших тел некогда возникли в условиях звездных температур. Впрочем, "атомы" — понятие для нас несколько абстрактное... И не все ли равно, где они были миллиарды лет назад, если наше мгновенное "я" никак с ними не связано...

Впрочем... Что мы знаем о своей памяти? Не так давно профессор Н.И.Кобозев, исходя из самых общих термодинамических соображений, попытался представить возможный механизм записи информации в биологических системах.[26]

И пришел к весьма неожиданному выводу: мышление, даже в упрощенной дологической форме его, может основываться лишь на процессах взаимодействия сверхлегких элементарных частиц типа нейтрино, но никак не на клеточных или молекулярных взаимодействиях. Логическое же мышление требует участия процессов вакуумных, т.е. самых глубинных из известных нам на сегодняшний день.

Не исключено, что в полном объеме эта гипотеза и не подтвердится — ведь если принимать в расчет только термодинамику, биологические системы существовать вообще "не могут". Взгляд на мышление с "клеточной"и"молекулярной" позиций отнюдь себя еще не исчерпал. Но существеннее в данном случае другое — предположение о том, что индивидуальность человека (не личность, формируемая условиями жизни, а именно индивидуальность — та информационная основа, в которой кристаллизуется наше "я") является продуктом не только биологического развития вида, но и продуктом всей предшествующей эволюции материи. Я не случайно сказал "информационная" — в плане "вещественном" такое утверждение было бы элементарным трюизмом.

С другой стороны, гипотеза Кобозева может дать хорошую теоретическую основу для исследований по психотронике — науке, изучающей "биологическую радиосвязь" и другие парапсихологические феномены. Нельзя не отметить, что о возможном развитии событий в этом направлении писали как Рерихи (Николай Константинович — в очерке «Парапсихология». Елена Ивановна — в ряде своих писем), так и авторы «Общины»:

«Предоставьте старому миру бояться изучения психической энергии. Вы же, молодые, сильные и непредубежденные, исследуйте всеми мерами и примите дар, лежащий у ворот ваших…

Кончим улыбкой: не представляете ли себе грозу мыслей в пространстве?  Один ученик спросил: Если мысль весома, то не должно ли от мыслей отяготиться пространство и тем нарушить тяготение? Как думаете?»[27]

Сделаем скидку на своеобразие выражений пятидесятилетней давности Существо этой точки зрения  убедительно подтверждается экспериментами доктора психологических наук В.Н. Пушкина по изучению телекинетического эффекта.[28]

Николая Константиновича Рериха глубоко интересовал также вопрос о непосредственном воздействии цвета на психику человека. Если до 20-х годов в его живописи часто встречались зеленые и желтые тона, то впоследствии они почти полностью уступили место тонам синим и фиолетовым. Это не было экспериментом, скорее – от одного видения мира к другому, более высокому. Как будто расширилась область спектра, воспринимаемая его зрением. И появились картины, способные — "входить без доклада, как луч и как взгляд..."

Наверное, живопись Н.К. Рериха ближе к подлинной цветомузыке, чем то, что иногда выдается за последнюю — ближе в силу присущей ей "самостоятельности цвета", абстрактности в лучшем — музыкальном — смысле.

Но интересно, что для Юрия Николаевича Рериха, глубоко понимавшего и ценившего живопись отца, любимой была одна из "красных" картин Н.К. — «Гэсэр», хотя в его московской квартире было много и "синих" полотен, в том числе едва ли не лучшее — «Сергей Строитель».

В Индии Юрий Николаевич был директором Гималайского института научных исследований «Урусвати» (Утренняя Звезда), основанного Рерихами в 1928 году в долине Кулу. В нем проводились исследования космических лучей, высокогорной флоры, проблем медицины и ориенталистики... Постоянный штат сотрудников института был невелик, но обширность международных научных связей, участие в его работе видных ученых Европы, Азии и Америки делали институт «Урусвати» уникальным научно-исследовательским центром.

Впрочем, сказать так было бы недостаточно. Институт задумывался, как своеобразная точка соприкосновения двух миров — Востока и Запада. Ибо если, как это показал академик Конрад,[29] и нельзя считать пути развития этих цивилизаций совершенно различными, то все же большая интровертированность восточного мировоззрения, углубленное внимание его к природе человеческого "я" в какой-то мере контрастирует с экстравертированностью "западного" мышления, привыкшего отождествлять истину и действие. Вряд ли это противоположные подходы скорее они должны дополнять друг друга, но именно — должны, то есть это еще только перспектива. Претворение ее в реальность и было едва ли не основной целью создания института «Урусвати». К сожалению, в период Второй Мировой войны работа в институте временно была прекращена... но мысль о воссоздании его в более широком масштабе не представлялась Рерихам несбыточной. В одном из своих писем Елена Ивановна писала:

"Станция (институт — BP.) должна развиться в город Знания. Мы желаем дать в этом городе синтез научных достижений. Потому все области науки должны быть впоследствии представлены в нем. И так как знание имеет своим источником весь Космос, то участники научной станции должны принадлежать всему миру, т.е. всем национальностям, и как Космос неделим в своих функциях, так и ученые всего мира должны быть неделимы в своих достижениях, иначе говоря, объединены в теснейшем сотрудничестве»[30].

Елена Ивановна, Николай Константинович, Юрий Николаевич, к сожалению, не успели осуществить эту идею на практике. Но лаборатории и библиотеки «Урусвати» ждут новых исследователей.

Последней картиной Николая Константиновича Рериха было повторение более раннего полотна — «Приказ Учителя» — орел, летящий над Гималаями...

В 1954 году Святослав Николаевич Рерих создал картину, названную «Канченджунга на закате»...

 Звездные руны проснулись.
Бери свое достоянье.
Оружье с собой не нужно.
Обувь покрепче надень.
Подпояшься потуже.
Путь будет наш каменист.
Светлеет восток. Нам пора.[31]
 
Опубликовано в газете "Зов сердца" № 1. 1991 г. г. Алма-Ата 

[1] Рерих Н.К. «Сорок лет». Очерк. Архив П.Ф. Беликова (Таллинн).

 [2] Рерих Н.К. «Святослав». Очерк. Архив П.Ф. Беликова.

[3] Рерих C.H. Выступление 29 мая 1960 г. в Государственном музее изобразительных искусств (Москва).

 [4] Рерих Н.К. «Лада». Очерк, Архив П.Ф.Беликова.

[5] Рылов А А. «Воспоминания». M, 1954.

[6] Бенуа А.Н. «Александр Бенуа размышляет». М., 1968.

 [7] Портрет Н.К.Рериха кисти С.Н.Рериха приобретен Лувром; портрет Джавахарлала Неру находится в зале заседаний индийского парламента.

 [8] Рылов А.А. Ук. соч., стр. 149

 [9] Рерих С.Н. Выступление 16 июня 1960 г. в ленинградском Доме Кино

[10] Юрий Николаевич, как известно, вернулся на родину в 1957 году, а Святослав Николаевич в 1960 году посетил нашу страну с выставкой своих произведений.

 [11] См.: П. Беликов, В. Князева «Рерих», М., серия ЖЗЛ, 1972, стр. 222 и далее.

 [12] «Община», II-X-19, II-X-9.

 [13] См.   С. Зарницкий,   А.Трофимова   «Путь  к Родине», журн. «Международная жизнь», 1965, № 1.

 [14] Рерих Н.К. «Сердце Азии», Нью-Йорк, изд. «Алатас», 1929, стр. 61.

 [15] Там же, стр. 88

[16] Рерих Е.И. «Огонь неопаляющий». Очерк. Архив П.Ф. Беликова.

[17] «Община», III-III-1

[18] Рерих Н.К. «Сердце Азии», стр. 10.

[19] Известный мистик, долгое время живший в Тибете и изучавший там восточную философию. Выпустил ряд произведений оккультного характера («Рассказ о Вельзевуле и его внуке», «Глашатай будущего» и пр.

[20] См.: Pauwels L, Bergier Z. «Le matin des magiciens», Paris, 1960. Отрывки из этой книги были опубликованы в журнале «Наука и религия», 1966, №№ 10,11 под названием «Какому богу поклонялся Гитлер?»

[21] Здесь есть одна тонкость: крест, изогнутый против часовой стрелки, должен катиться по направлению дневного движения солнца.

[22] Рерих Н.К. «На вышке». Очерк

 [23] «О6щина», II-X-7, III-I-11.

 [24] «Община», II-XI-7.

[25] К. Циолковский «Исследование мировых пространств реактивными приборами», Калуга, изд. автора, 1926, стр. 1.

 [26] Кобозев Н.И. «Исследование в области термодинамики процессов информации и мышления», М. 1971.

[27] «Община», III-III-7, II-XI-16.

[28]  См.: Анисимов В. «Аутогравитация?», газ.«Социалистическая индустрия» от 9 сентября 1973 г.

[29] Конрад НИ. «Запад и Восток», М., 1972.

 [30] Цит. по: Шапошникова Л.В. «Другиня», журн. «Советская женщина», издание на языке хинди, 1973,№ 12.

 [31] Рерих Н.К. «Цветы Мории», Берлин, 1921