Stern 18

            Опубликовано в журнале 

"Культура и время", № 1, 2011 г. 

Илийский памятник

буддийской культуры

в Семиречье (Казахстан)

Давние торговые и политические связи Запада и Востока сформировали на обширных просторах Азии разветвленную систему караванных дорог, позднее получившую общее название Великий шелковый путь. Веками по нему шли караваны, ехали купцы, послы, путешественники, брели странники. Проходил Великий шелковый путь и по территории Семиречья (тюрк. – Жетысу), расположенного вдоль хребтов и отрогов Тянь-Шаня. Караванные дороги в этих местах разветвлялись в южном направлении (к Ферганской долине, районам озера Иссык-Куль, Самарканду, Бухаре, Хиве); восточном – через Тянь-Шань и Джунгарские ворота во внутреннюю Монголию и Китай или через Хотан и Кашгар в Индию; западном (вдоль рек Чу и Сыр-Дарья к Каспийскому морю) и северном – в районы Алтая и Западной Сибири. Важными транспортными узлами были места переправ через многочисленные в этих местах реки. На переправах формировались крупные стоянки, где путники оставляли следы своих культур.

Один из таких сохранившихся уникальных памятников далекого прошлого находится на юге Казахстана, в Алматинской области, в 25 км от г. Капчагая. Здесь, на правом берегу р. Или, в урочище Тамгалытас, на обломках скал высечены несколько изображений будд и тексты на тибетском, калмыкском и других языках, имеющие в основном молитвенный смысл. 

Местное население называет это живописное место Писаные скалы, что, собственно, и является почти дословным переводом с тюркского  Тамгалытас. Добавим, что «тамга» не просто знак или изображение, а особый знак, имеющий сакральный смысл.

Науке этот памятник культуры известен уже более полутора столетий. Первым его описал Ч.Ч. Валиханов[1]. Возвращаясь в 1856 году из служебной командировки по кочевьям иссык-кульских киргизов, он останавливается в укреплении Верном (ныне г. Алматы), а затем, продолжая свой путь, задерживается на Илийской переправе, осматривает и зарисовывает хорошо сохранившиеся письмена и наскальные рисунки будд[2].  В 1972 году  эти рисунки были опубликованы в полном собрании его сочинений [3]. 

В 1884 году илийские скалы привлекли внимание хранителя музея Санкт-Петербургского университета А.М. Никольского, когда он совершал поездку по р. Или. Описывая свои впечатления в статье, опубликованной в «Записках западно-сибирского отделения Русского Географического Общества», он кратко сообщил об «огромном изображении человека китайской работы». В том же году в тех же «Записках» появилось сообщение некоего С.В. Фишера. Проплывая по р. Или на пароходе «Святой Николай», он видел на скалах «высеченное изображение идола и надписи». 

Прошло еще 13 лет, и в 1897 году к «писаным камням» совершил специальное путешествие российский востоковед А.М.Позднеев [4]. Его сопровождал Н.Н. Пантусов, чиновник при генерал-губернаторе г. Верный, увлекающийся изучением культуры и истории народов Центральной Азии. Ими изображения были детально описаны и впервые сфотографированы. Было обнаружено 18 камней с рисунками и текстами.  На трёх из них были запечатлены изображения пяти «бурханов» (три – на одном большом камне и два – на других), а также около 50 крупных и мелких тибетских, монгольских и калмыкских надписей. Более половины из них – широко распространенные молитвенные формулы. А.М.Позднеев сопроводил снимки исчерпывающими комментариями и объяснениями, на которые, в основном, и опирались исследователи урочища  последующих лет.   

В советский период изображения осматривали известные  казахстанские учёные: Маргулан Алькен Хаканович, основоположник казахской школы археологии и этнографии; Алан Георгиевич Медоев, геолог, археолог, филолог, знаток тюркской мифологии; Алексей Николаевич Марьяшев, археолог, альпинист и педагог; Павел Иустинович Мариковский, интересы которого простирались далеко за пределы его основной научной деятельности в биологии; некоторые западно-европейские исследователи, например, Деом Жан Марк, востоковед из Бельгии. Интересовались памятником и ученые-буддисты. В республиканской прессе о нем писал историк-краевед Владимир Николаевич Проскурин, заслуженный работник культуры и член общества охраны памятников истории и культуры Казахстана, а также другие авторы. 

«Все исследователи Тамгалытаса особое внимание уделяли центральному большому камню, на котором выгравированы в ряд три бурхана. В центре камня изображен самый крупный по размерам бурхан (высота 3,79 м, длина 3,46 м), слева и справа от него – более мелкие фигуры будд. Общая длина выбитых изображений 4 м 17 см» Размер левого изображения 1, 44 м (высота) на 1, 42 м (длина), размер правого – 1, 79 на 14,6 м соответственно[5].

В 1998 году илийский памятник посетил директор Культурного центра при посольстве Индии в Казахстане доктор Фунчок Стобдан, буддист, знаток буддийской философии и истории. По материалам его исследований 26 ноября 1999 года в Алматы, в Литературно-мемориальном доме-музее М.О. Ауэзова, состоялся вечер «Илийские письмена – мост через века». 

В своем выступлении Ф. Стобдан охарактеризовал илийские изображения будд как «шедевр центрально-азиатских народов, которые открыто <…> признавали буддизм», появившийся в Семиречье с развитием торговли и Великого шелкового пути, по которому шли паломники, путешественники, купцы, завоеватели и святые[6].

Развернутое описание символики илийских изображений было опубликовано Ф. Стобданом в одном из академических журналов Казахстана[7]. По его мнению, сюжет центрального камня, на котором высечены три будды, уникален необычным  объединением этих почитаемых в буддизме высоких персон. Композиция   из этих трёх Будд является нетрадиционной и не имеет известных аналогов.  По стилю исполнения и метафизической символике каноны изображения принадлежат к тибетской форме ламаистского буддизма, восходят к школе Ваджраяна, которая возникла в Северной Индии, в Кашмире и позднее получила дальнейшее развитие в Тибете и Центральной Азии.

Приведем расшифровку символики трех будд, выполненную Ф. Стобданом.

В самом центре – Ченраиси, или Будда Авалокитешвара, Будда Сострадания. У него самый проницательный взгляд и сострадательные глаза. Он рассматривается как духовный сын Небесного Будды Амитаба, или Безграничного Света, и Облик его имеет метафизический смысл. Ченраиси – одна из бесчисленных форм изображения будд, существующих в земных, небесных и метафизических мирах. Причем если многие из них – исторические будды, то Ченраиси – исключительно мифологический образ, наделенный самой большой властью и являющийся главным покровителем Тибета. Обычно его  изображают со множеством рук, от четырех до тысячи. На р. Или – четырехрукий Авалокитешвара в облике принца, носящего тринадцать украшений. Он сидит в позе Будды. Его передняя пара рук сложена в жесте посвящения, верхняя рука держит хрустальную гирлянду, нижняя – цветок лотоса на длинном стебле. Внизу написано по-тибетски: «Я восхваляю Будду Всепростителя».

Слева от Будды Сострадания – Будда Шакьямуни в самый значительный момент своей жизни – когда он достиг Просветления под Древом Мудрости. Будда изображен как человек совершенной формы и красоты. На его лице, обычно арийского типа, – спокойное и доброе выражение. Волосы завиваются в кольца, одежда простая, без украшений, правое плечо оголено. Он сидит в основании цветка лотоса в «Позе Свидетеля», правой рукой касаясь земли. Левая рука – на колене, в ней он держит чашу для подаяния. Это самая распространенная поза сидящего Будды в Бирме и Шри-Ланке. Под ним тибетская надпись: «Я восхваляю Будду Шакьямуни».

Третье изображение – Будда Манла, Будда Верховной Медицины, Будда Исцеляющий. В Тибете он широко известен как Король Бериллового Света. В Японии – как бог Бинзуру, или Бидурия (Берилл). Его лицо и тело – цвета индиго. Правая рука находится в положении «Дар Лучшей Награды», что означает милосердие, в ладони – золотой фрукт арура с длинным стеблем. В левой руке – чаша для подаяния из бериллового камня. Под изображением тибетский текст: «Я восхваляю Будду Манла».

Кроме изображений Будд на отдельных осколках скал запечатлены тексты известных буддийских мантр, главным образом шести священных слогов Ом-ма-ни-пад-ме-хум, на тибетском, пали, уйгурском, монгольском и, возможно, маньчжурском языках. Сочетание этих шести слогов известно с XIII века. Сохранность текстов различна, тибетский и пали читаются более четко. Так считает Ф. Стобдан.

К западу от основной композиции из трех будд, через 15 м, на камне выбит четвертый бурхан. Это Лу-ван, почитаемый как хранитель освящаемого им места. В монгольских мифах он – «могущественный хан драконов» с синим телом и белым лицом. Лу-ван вылупился из змеиного яйца в виде дракона и был возведен богами в ранг управляющего всеми водами на земле и правителя 77 водных царств, чьи подданные родились от него, а затем заселили все озера, ручьи, колодцы и другие водоемы. Над его головой изображаются «драгоценные змеи» в разном количестве [8] 

Изображение пятого бурхана находится на расстоянии 26,5 м к юго-юго-западу от центрального камня. Это Митюкба (Невозмутимый), или Акшобхья. Его отличительный признак – ваджра на левой ладони. С правой стороны от изображения начертано заклинание, посвященное Акшобхья, и охранительные формулы[9]. 

Присутствие ваджры в данной композиции для понимающих символику этого предмета, говорит о многом. Обратимся за разъяснением к Е.П. Блаватской. Слово «ваджра» санскритского происхождения, буквально означает «алмазная палица», или скипетр. В Ригведе, первой из четырёх священных Вед индийцев, ваджра упоминается как магическое молниеподобное оружие бога Индры, которым он поражает своих врагов. В буддизме ваджра символизирует обладание сверхчеловеческими силами. Владеющего этим скипетром называют Ваджрапани, или Манджушри. Это божество, которому профаны (так у Е.П.Б.) поклоняются как богу, а знающие – как субъективной Силе, истинная природа которой известна лишь единицам[10]. 

О датировке возникновения илийского памятника у казахстанских  исследователей больших разногласий нет. Они склоняются к версии джунгарского происхождения святилища и поддерживают версию А. Х.  Маргулана, который датировал создание всего комплекса XVII–ХVIII веками[11]

С.А.Потапов, казахстанский археолог и специалист по петроглифам уточняет, что возможно комплекс возник в 1646–1654 годах, в период перемирия казахского хана Жангира и джунгарского правителя Эрдени Батура Хунтайджи, когда были восстановлены караванные пути через территории Семиречья[12].

Ж.М. Деом предложил датировать памятник 1710 годом[13].

Осторожно высказывается о времени появления изображений Будд и Бодхисатвы на р. Или Ф.Стобдан. Он считает, что они могли быть созданы уйгурами из Хотана, которые распространяли тибетскую версию буддизма до принятия ими ислама в X–XI веках. Возможен более поздний вариант: монголы, калмыки или киргизы, среди которых буддизм начал распространяться в XVI веке. В подтверждение последней версии Ф.Стобдан приводит данные некоторых российских источников, согласно которым, к концу XIX века около 82 тыс. киргизов и 119 тыс. калмыков практиковали Махаяну, одну из школ буддизма. По его мнению, авторами изображений вполне могли быть странствующие калмыкские монахи.

Большой камень у самой дороги испещрен вертикальными строками калмыкского письма, текст которого сильно повреждён. Внизу под ним выбита хорошо читаемая строка на смешанном санскритско-тибетском языке: «Поклонись Чойчжи-чжалцану». Авторы статьи «Ламаистское святилище в Тамгалытас» опираются на этот текст для датировки создания комплекса, сообщая о Чойчжи-чжалцане, известном тибетском деятеле, некоторые сведения, требующие дополнительных уточнений [14] 

В том числе приводят даты его жизни – 1569–1662 г.г., последние десятилетия которой приходятся на период упоминавшегося перемирия хана Жангира и джунгарского правителя Эрдени Батура Хунтайджи. В начале XVII века буддизм получил широкое распространение в Восточной Монголии и Джунгарском ханстве. Строились монастыри, возводились святилища на основных стоянках караванных путей и кочевок – у речных переправ, подножиях гор, на берегу рек, у целебных источников и родников. Вполне возможно, считают авторы статьи, что святилище на берегу р. Или возникло как один из подобных объектов, отмечающих переправу через многоводную и труднопреодолимую реку[15]. 

Чойчжи-чжалцан упоминается Г.Ц. Цибиковым в его записках «Буддист – паломник у святынь Тибета». Ловсан-Чойчжи-чжялцань (в транскрипции Г.Ц. Цибикова) имел титул панчен-ринпоче (для монголов и китайцев панчен-эрдени),  был одним из трёх великих лам иерархии ламаитского мира, к которым относились также тибетский далай-лама и духовный иерарх Монголии, в её столице Урге, ургинский хутухта. Поколения их перерождений велись от времён Будды Шакьямуни, а ближе – от реформатора буддизма Цзонхавы.  Считается, что все они были учениками Цзонхавы, а Чойджи-чжялцань – ближайшим. Датами его жизни Г.Ц.Цибиков называет 1570–1663 г.г. Кроме того, Чойджи-чжялцань был первым панчен-ринпоче, то есть основателем этой линии перерождений. При жизни он был настоятелем трех крупнейших монастырей Тибета и посвятил в духовный сан ламы самого знаменитого из далай-лам – «Великого Пятого» (Нгаванг Лобсанг Гьяцо, 1617–1682 г.г.), был его воспитателем, наставником и соратником в непростом деле объединения разрозненных тибетских княжеств в единое государство. Умер в глубокой старости, на 93-м году жизни, оставив после себя четыре тома  сочинений[16]. 

О роли буддизма в формировании культурного пространства Азии замечательно сказано востоковедом широчайшего круга научных интересов, Ю.Н.Рерихом, в статье «Культурное единство Азии»:  «Несмотря на удивительное разнообразие народов, языков и религий, сложившихся в Азии, внимательный наблюдатель может заметить определенный культурный субстрат, доживший до наших дней и общий для большей части Азии. Это культурное единство было, вероятно, более выраженным в эпоху до X в. н.э., и оно обязано своим существованием буддизму. Именно буддизм с самого своего возникновения перешагнул национальные и политические преграды и первым стал проповедовать единство человечества независимо от национальности. Во многих странах, куда в свое время проник буддизм, он уступил место другим религиям, и само имя его было забыто, но его культурное наследие сохранилось, хотя зачастую и в новом облачении. Так, суфийские медресе в средневековой Бухаре были созданы по образцу буддийских вихар, и даже само название Бухара восходит к слову вихара, что означает буддийская монастырская школа. Повсюду, куда бы не проникал буддизм, он формировал духовную жизнь и характер народа, обогащал его литературу и искусство и давал ему определенное единство воззрений, что, вероятно, является одним из его высочайших достижений <…> 

Создание могущественной Кушанской империи в I веке н.э., охватившей помимо большей части Северной Индии дальние караванные пути Центральной Азии, облегчило обмен культурными ценностями. Именно в кушанскую эпоху буддизм прочно укрепился в Центральной Азии, к западу и к востоку от разделительной линии Памир – Тянь-Шань… 

<…> в столетия, предшествовавшие приходу ислама (в VIII–IX вв. – в западную часть Центральной Азии, в X–XIV вв. – в восточную часть), существовал непрерывный пояс буддийских культур от берегов Аральского моря на западе до Тихого океана на востоке <…> 

Интересная, но мало известная и почти забытая страница в культурной истории Азии рассказывает о путешествиях индийских садху, буддистов и небуддистов, ходивших в Бамиан и далекий Утайшань, пересекая горные преграды Тибета, следуя по караванным путям мимо Памира в пустыни Восточного Туркестана. Никакие препятствия, ни природные, ни политические, не могли им помешать <…> 

Буддизм, проникший и завоевавший прочные позиции среди оседлых иранских и тохарских племен, живших в оазисах вдоль караванных путей в бассейне Тарима, медленно и постепенно распространялся среди кочевых тюркских племен на севере. Последние исследования русских археологов в Киргизии показали, что буддизм был известен среди конфедерации западных тюркских племен»[17] 

Из этой цитаты выделим следующие положения: 

1. «Именно в кушанскую эпоху буддизм прочно укрепился в Центральной Азии, к западу и к востоку от разделительной линии Памир – Тянь-Шань». 

2. В период до 10 века н.э. буддизм был широко распространен «от берегов Аральского моря на западе до Тихого океана на востоке». Следовательно, в этот пояс входила и территория Семиречья. 

3. Район Семиречья окружали крупные буддийские центры, в том числе на территориях современного Узбекистана (Бухара) и Киргизии (район оз. Иссык-Куль). 

4. Вдоль караванных путей по территории Семиречья веками шли паломники, святые, соединяя невидимыми нитями культурные центры Азии. 

Таким образом, Ю.Н.Рерих утверждает существование на территории Семиречья, до X века включительно, культурного пространства, сформированного философией буддизма, и оставившего след в устных и художественных традициях, мировоззрении здешних племен и народов в ходе неизбежного процесса исторической преемственности культур. 

Изображения будд кроме обычного зрительного восприятия несут в себе философию высших достижений человеческого духа, его надземный, космический потенциал, сокрытый в символах. Мы лишь слегка прикоснулись к метафизическим возможностям неведомой нам космической реальности, рассматривая символ ваджры. Недаром современные буддисты, посещающие урочище, преисполняются глубочайшим почтением к этому месту. Но эти изображения необходимо рассматривать и как произведения искусства, его особого вида, как уникальный след средневековой культуры многоликой Азии. В уверенной прорисовке линий чувствуется рука опытного мастера, прекрасно разбирающегося в буддийской символике, умеющего составить композицию, выдержать пропорции фигур и деталей. Немало почитаемых изображений этот странник оставил на своем пути,  создавая образы высших человеческих идеалов. 

 

Сегодня уникальный культурный памятник находится в стадии, предшествующей его утрате. Простояв века, он разрушается от рук современных вандалов. Когда-то удаленное урочище стало легко доступным, а с ростом автомобилизации населения – одним из любимых мест воскресного отдыха жителей городов Алматы, Капчагая и поселков Талгаркого района. Здесь регулярно проходят туристско-альпинистские сборы и другие массовые мероприятия. На буддах видны сколы от пуль – в них стреляли, соревнуясь в меткости, неизвестные бравые парни. Поверх текстов возвышенного содержания чьи-то «художества» и автографы цветной краской. Территория замусорена, разовые акции  немногочисленных энтузиастов по ее очистке проблему не решают. Памятник не охраняется, но внесен в списки областного Центра по охране исторического и культурного наследия. Среди посетителей ущелья кто-то упорно распространяет слухи, что это «новодел», наскоро выполненный к съемкам какого-то фильма. И это также не способствует формированию уважительного отношения  к уникальным рисункам и надписям  на скалах. Специалистам-культурологам, администрации района, местной общественности и молодёжным организациям  пора осознать культурное значение  этого комплекса и  необходимость его сохранения для будущих поколений. История его создания и символы изображений вполне позволяют создать в урочище туристический объект мирового уровня. 

По утверждению Ф. Стобдана, «Илийские письмена – мост между столетиями». К этой емкой формуле добавим: это знаки, полные неведомого нам смысла, неизвестных знаний и хранящие до сужденного времени мудрые тайны. Знаки эти мы должны сохранить, чтобы когда-нибудь понять.

О преемственности времён у Николая Константиновича Рериха есть прекрасные философско-поэтические строки:

«Мы не знаем. Но они знают. Камни знают. Даже знают деревья. И помнят. Помнят, кто назвал горы и реки. Кто имя дал незапамятным странам.<…> Неведомые нам слова. Все они полны смысла. Все полно подвигов. Везде герои прошли.<…> Но выступят священные знаки. Тогда, когда нужно. Их не заметят. Кто знает? Но они жизнь построят. Где же священные знаки?»[18]

Глущенко Л.И. 

Культурный Центр им. Н.К.Рериха. 

г.Алматы, 2010 г. 

Подробнее о современном состоянии памятника можно прочитать в статье  "Изображения Будд на реке Или"

 [1]Валиханов Чокан Чингисович(наст. имя – Мухаммед-Ханафия; 1835– 1865) –  казахский ученый, историк, этнограф и фольклорист, путешественник, просветитель, а также офицер разведывательного управления Главного штаба Российской армии. 

 [4] Позднеев Алексей Матвеевич(1851–1920) – русский востоковед, монголовед, доктор монгольской и калмыцкой словесности, профессор. Один из основателей и первый директор (1899–1903) Восточного института. Выдающийся исследователь монгольских письменных памятников и монгольского буддизма. 

[5] Григорьев Ф., Железняков Б, Каппасов М.  Ламаистское святилище в Тамгалытас. // Nomad-Kazakhstan, 2009. № 4. С. 68 

Главная - Журнал "Восхождение" - Страницы Истории